Девочка номер один
Эта история была настолько сенсационной, что за нее, по слухам, заплатили два с половиной миллиона долларов. «Двадцать писем другу» Светланы Аллилуевой, единственной дочери Иосифа Сталина, оказались настоящей информационной бомбой, рванувшей накануне 50-летия Великого Октября. А накануне столетия революции по мотивам этой книги появилась пьеса Юлии Поспеловой «Говорит Москва».
Фото: пресс-служба Псковского театра драмы имени А. С. Пушкина
Несмотря на молодость текста, его ставили уже неоднократно: в версии МХТ имени А. П. Чехова это история «про отказ от иллюзий», в казанском «Особняке Демидова» действие осмысляется как «советско-античное застолье», в интерпретации нижегородского центра театрального мастерства пьеса трансформируется в хор – исследование памяти. Режиссер Александр Суховский, поставивший спектакль «Говорит Москва» в псковском академическом театре драмы, увидел в этой необычной пьесе «блуждание по воспоминаниям», историю взросления, которое неизменно связано с поиском правды – о себе, своих близких, своей Родине.
Мир героини, по словам актрисы Линды Ахметзяновой, складывается из множества пазлов, который зрителю предстоит сложить в общую картину. Папина трубка, банты, семейный фотоальбом, телефон, чемодан с мамиными вещами, подстаканник... Это то, что есть. Но еще больше – того, что скрыто от «хозяйки», как называет девочку отец.
Медленно, очень старательно героиня снимает скатерть-покров с длинных, по периметру Нового зала столов. И обнажает их остов – подмостки, на которых она смеется и плачет, признается в любви и делится сокровенным, учится и играет в куклы, а порой – в разных дядь и теть, которые исчезают в никуда. Это такой театр в театре, как у береженого Сталиным Пастернака: «Если только можешь, Авва Отче, чашу эту мимо пронеси».
Под столами и на заднем фоне – мешки. По сути, это вместилища памяти, шкафы, в которых обнаружится немало скелетов (а у какой семьи их нет?). Обнажается и сама суть героини: под детским платьем, женским плащом на ее теле фосфоресцируют «папочкины» слова из писем. Они с ней навсегда, что бы о нем не говорили девочке. Больше того – они в ней. Как татуировка, тавро.
Сбивчивая детская речь – то речитатив, то причитание – очень эмоциональна, в ней есть свой ритм, не прозаический, скорее, напоминающий белый стих, с рефренами и сквозными образами-символами. Картина Репина «Запорожцы», маленький бродяга Чарли Чаплин, холода и снега, репродуктор. И еще кремлевские куранты: бой часов отмеряет важные вехи жизни героини – простой и вместе с тем особенной девочки (к слову, за все время действия ее не называют Светланой).
Время частное и государственное, судьба личная и общественная – все сплетено воедино. Впрочем, любой человек вписан историю своей страны, как и любая дочка – особенная для своего отца. Героиня псковской постановки пытается плыть против течения, как сейчас сказали бы – сепарироваться. Неслучайно, вероятно, в видеофрагменте интервью Светланы Аллилуевой мы слышим историю о ее впечатлении от фильма «Станционный смотритель». Блудная дочь, сбежавшая от отца в любовные перипетии, – где-то сейчас вздрогнул психоаналитик. «Расскажите мне о своем отце» – «Пап, не могли бы мы хоть раз поговорить обо мне?».
Папина дочка, плоть от плоти его, мечется по жизни, пытаясь скинуть отцовскую шинель. Вздрагивает от выстрелов, танцует по приказу, и пока другие ждут черный воронок – к ней он подъезжает изо дня в день, следует неотступно, с самого детства, обеспечивая неусыпный контроль отеческой заботы.
Чем старше мы становимся, тем больше вопросов к родителям у нас появляется. И сквозит в них порой не только быт, но также дух эпохи и страны. Вот, например: «Сын за отца не отвечает?». Скоро уж век, как одна шестая часть суши пыталась осмыслить его. Получилось ли? Сыплются из вскрытого мешка зерна, мелькают черно-белые фотографии следственных материалов, электронный счетчик ведет счет на миллионы. «Они пытались похоронить нас, но они не знали, что мы семена».
Елена Южакова