Магадан как коан
Московский театр «Около дома Станиславского» сыграл концерт про вечный Магадан и смысл жизни.
Место действия - нечто вроде фанерного амфитеатра, покрытого брезентом. Ободранные сиденья из клуба, спинки железных кроватей, ветки цветущей вишни из бумаги в ржавых ведрах, бутылка портвейна «Три семерки» на полу, старый пододеяльник на стене, корявое весло, сигнальные фонари, - всё напоминает инсталляцию из репертуара московского концептуализма и настраивает на ностальгию; если вообще возможно вспоминать без фантомной боли тот период советской истории, к которому недвусмысленно отсылают простые и грубые декорации «Магадан/Кабаре», спектакля-концерта Юрия Погребничко, получившего в 2017 году «Золотую маску» в номинации «Лучший спектакль малой формы».
Молодые мужчины в тревожных черных пальто проходят через зрительный зал и поднимаются на сцену, и это, конечно, - знак, концепт, требующий разгадки: кто они? Моряки, узники ГУЛАГа, палачи? Вскоре выяснится, что в вечном Магадане, в который попал зритель, это не столь уж важно. Скоро зритель поймет, что они «всё и все» сразу: и палачи, и их жертвы, и моряки. И кто-то еще. Неизвестно, кто. Просто люди, затерянные где-то на краю света. Неведомо, в каком краю. Магадан – это и край, граница, и знак бесконечности.
Вот на сцену выходят пятеро: манерная дама с чемоданом и бланшем под правым глазом, баянист в ватных штанах, с воровскими татуированными перстнями на пальцах, грузная пожилая женщина в пиджаке не по размеру, молодой мужчина с дебильноватым выражением лица, в ушанке, миловидная девушка без особых примет, и начинается концерт.
Звучат песни про Магадан: «Где-то там, на краю океана, / за седой, за седою волной, / нахлебавшись вдоволь тумана, / город мой, город мой, город мой…», - неожиданно сильным и красивым голосом поет пожилая тетка, и у нее за спиной будто вырастает некий тоннель в прошлое, в годы великого перелома, в вечную мерзлоту, в содержимое посылок с большой земли. На экране-пододеяльнике возникает снег и валит прямо в глаза зрителей, парень и девушка танцуют, песня сменяет песню, взлетает и падает красная ракета, сумасшедшая дама с синяком под глазом упрямо продолжает говорить о смысле жизни, о мироздании и пустоте, цитирует определение бытия от знаменитого физика и рассказ Чехова «Ванька» с его бессмертным адресом «На деревню дедушке»...
Как все это связано и умещается на одной сцене, в одной голове? Зачем весь этот, на первый взгляд, совершенно необязательный, произвольный, абсурдный коллаж из текстов, мелодий и символов?
Никак и незачем. Точнее, в этой произвольности и заключен смысл, если смысл вообще можно куда-то заключить. Просто спектакль и есть мерцающее, зыбкое, воздушное кабаре, наш метафизический, вечный Магадан. Здесь течение смыслов, лакуны, зияния и контрасты важнее прямых посланий, и когда хит Грейс Джонс «I've Seen That Face Before (Libertango)» сменяется «Амурскими волнами», «Моя звезда» Бутусова – «Девушкой с веслом» Гребенщикова, а буддистский монах на экране пытается (на самом деле, нет) объяснить, что такое дзен: «Все написано в текстах. Если вы сами ТАМ не были, то не можете никого освободить. Так сказал Будда», - ты наконец понимаешь, что ничего понимать не надо: спектакль и есть этот самый дзен, чистое созерцание, иероглиф, без напряжения вмещающий сотни интерпретаций. Или, если хотите, такой развернутый коан, запускающий, как какой-нибудь мистический рубильник, сразу и слух, и глаза, и мысль, и электричество.
И все-таки отдельная, сокровенная тема у творения Юрия Погребничко есть: «Магадан/Кабаре» - это, прежде всего, про свободу. Про свободу внутреннюю, подлинную, творческую. Свободу, как вещь-в-себе. Существующую даже там, где ограничена свобода физическая, в антураже гулаговского клуба, за дальневосточными сопками, «там, где сияет море, и дует сильный ветер».
Саша Донецкий