«Как мне больно, как хочется жить!..»

На Новой сцене Псковского театра драмы прошел премьерный показ моноспектакля Ирины Евдокимовой «Ночь печальна».

Фото здесь и далее: Игорь Ефименко 

Мои личные зрительские ожидания настолько сбылись и оправдались, что иногда я непроизвольно ловил себя на эффекте дежавю, будто все происходящее и звучащее в зале я уже видел когда-то, возможно, много раз, в какой-то прошлой жизни. Впечатление это, конечно, обманчивое, фантомное, порожденное самим жанром моноспектакля, сделанного как монтаж из фрагментов текстов писателя, знакомых и не очень, но вскрывающих его потаенную экзистенциальную драму. 

В случае Ивана Бунина момент боли, конфликт с самим собой и Родиной, – это его вынужденная эмиграция, по сути, бегство, исход, ностальгия, провоцирующая творчество, одиночество художника. Действие начинается с гудков теплохода, переносящего героя из Одессы в Константинополь (далее – Париж, Стокгольм и весь мир, закончившийся на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа). Но это лишь пространственное и хронологическое перемещение. Духовно, в своем суверенном вдохновении, Бунин остается в России, тело которой вспорото революцией (звучат жуткие, до сих пор шокирующие отрывки из «Окаянных дней») и восстановлено, во всех милых и любимых деталях, силой памяти и воображения (рассказы из «Темных аллей», лирические стихотворения). 

Режиссер и исполнитель Ирина Евдокимова представила композицию, в которой причудливо и вместе с тем вполне логично соединились внешняя фабула, – отметки жизни реального Бунина до и после отъезда из России, – и внутренний художественный сюжет, склеенный из бунинских стихов, дневниковых записей, вымыслов и писем. 

Образ утраченной Родины оказывается необычайно разнообразным, многослойным и выразительным: нежную и трогательную историю первой любви («В одной знакомой улице») сменяет история женского адюльтера, рассказанная любовником («Кавказ»). Это – личный, интимный, эротический слой повествования. Контрапунктом к индивидуальной судьбе выступает история «окаянных дней России», неожиданно и остро рифмующаяся с современностью: вот, вроде бы сто лет прошло, а оказывается, – ничего на родине Бунина не изменилось.

Наконец, третий компонент спектакля – музыка, романсы Рахманинова, переносящие всех нас, актрису Ирину Евдокимову, поющую стихи, и зрителей, в небесную Россию, в пространство, которое ни убить, ни отменить нельзя. В поэтических строчках мерцает и присутствует метафизика, сквозь быт проступает Бытие. Композиционно все три бунинских, умноженных на Рахманинова, темы завернуты в кольцо, в мотив возврата, в Вечность. Года проходят, столетия, а Бунин под тревожный гудок парохода все уезжает и возвращается. Русские люди все так же любят и изменяют, губят и убивают – сами себя и друг друга.

Большая удача таких спектаклей, как «Ночь печальна», – представление творчества Бунина, его, если можно так выразиться, «переоткрытие» для зрителя, – наивного, искушенного, разного. Когда-то я любил читать Бунина. Уж, казалось бы, и стихи его не забыты, и «Окаянные дни» давно прочитаны, и «Темные аллеи» выучены наизусть, но в очередной раз поражаешься, как сцена заново открывает смыслы, меняет акценты, создает поэтический и исторический контекст. Разумеется, сцена преображает Бунина не сама по себе, а благодаря таланту и мастерству актрисы, исполнившей текст.

В какие-то моменты я видел вовсе не женщину, читающую стихи и прозу, а живого Бунина. Эти моменты длились недолго: Бунин проскакивал в интонациях актрисы, в гримасах боли, в выражении злых и дьявольски проницательных глаз. Пусть на несколько мгновений, но Иван Алексеевич все же мелькнул, засвидетельствовал свое присутствие, оставил след. Физический и материальный, как звучащий голос, усиленный связью микрофона и динамика.

Александр Донецкий