Черт знает что

«Когда кажется – креститься надо», - говаривали наши бабушки, когда маленькими нам случалось придумывать разные небылицы. С такой установкой на спектакле Севастопольского театра юного зрителя пришлось бы туго, потому что «казалось» – постоянно. А иначе и быть не могло – ведь давали гоголевский «Нос».

Фото здесь и далее - Псковский театр драмы им. А.С.Пушкина

Попадание в фантасмагорический мир майора Ковалева и туманного Петербурга было настолько точным, что к финалу порой становилось страшно: происходящее на сцене было уже не кажущимся вовсе, а реальным и обыденным. Человек-то, господа хорошие, ко всему привыкает, даже к мороку, странным играм судьбы и чертовщине несусветной.

Вовлечение зрителя в инфернальный мир «птиц – не птиц» и «граждан – не граждан» началось еще в фойе. Потусторонние струнные пиццикато щекотали нервы и рождали недоумение:  послышалось или нет? Если не послышалось – то зачем и откуда это все? Еще непонятнее стало в зале: вместо первого ряда – стопки книг, а на сцене – клетка с живой птичкой. «Боже мой, как предсказуемо! Да ведь это символ души», - пробасил кто-то из знатоков.

Птичке было все равно – ей бы из клетки вон… Но не появилось на сцене никакого «тихого мальчика» из зрителей, который в приступе наивного возмущения отворил бы дверцу и дал свободу пленнице. И все действие закружилось, полетело, как и задумано было режиссером Яной Туминой. Пиццикато развернулись в прекрасную музыкальную партитуру, а клетку забрала женщина в черном платье и широком чепце – проездом из средневековья.

Сцена преобразилась в Невский проспект, по которому засновали люди в сером, похожие один на другого. Поначалу  чинно и степенно, по регламенту и предписанию, согласно распоряжению и заверенному печатью документу. И скучно было бы на этом свете, кабы не казус Ковалева: майор, потерявший нос, ввергает налаженную до автоматизма жизнь в полный хаос и сумятицу. Маски, зеркала, движущиеся столы, призраки, адский снег из ниоткуда, объявления о продаже людей – к месту оказывается весь классический художественный арсенал двойственного мира, в котором не все то правда, что мерещится, и наоборот. 

Раскручиваясь по лейтмотивным спиралям текста и музыки, бытовое действо постепенно разрастается в мистерию, историю о явлении черта и Бога в грешном Петербурге (к слову, в средние века мистерии часто давали вместе с фарсовыми постановками – в спектакле Севастопольского ТЮЗа предостаточно было не только страшного, но и комического).

Майор не понимает, что оказался в первозданном хаосе, где «все обман, все мечта», и пытается играть по привычным правилам: обращается в газету, ко врачу, пишет письма и надеется на влиятельных знакомых. Но  Дьявол, весь в красном и блестках, проводит ему умопомрачительную экскурсию по некоторым из кругов ада. Ковалев бегает за лучом света, взывая о помощи, пока вокруг него крепчает карнавализованное Царство Носа. А ведь достаточно было, как в детстве, зачураться: «чертик, чертик, поиграй, а потом назад отдай».

В конце концов все возвращается на круги своя: нос прирастает на место, адская чертовщина сходит на нет. Как и фантасмагорический мир, канувший в воды Невы, новая старая жизнь – такая же «дурная бесконечность», только земная, имперская, чиновничья. И большой вопрос – какая из реальностей страшнее.

В мире Ковалевых перья используются для того, чтобы строчить доносы и циркуляры, а лестницы бывают исключительно карьерные. Только художнику дано преодолеть в нем земное притяжение, вознесясь вверх. Неслучайно постановка Севастопольского ТЮЗа завершается словами из Псалтыря: «Сердце мое трепещет во мне, смертные ужасы напали на меня; страх и трепет напал на меня, и ужас объял меня; - и сказал: кто дал бы мне крылья как у голубя? Я улетел бы и успокоился бы (ПС. 54,5,6,7)». Их частично цитирует Гоголь в своих «Выбранных местах из переписки с друзьями» (кстати, тем же самым полетом и покоем финалит «Мастера и Маргариту» Булгаков, который не мог не вспомниться на этом спектакле).

«Сквозь магический кристалл» художник возвращает всем предметам их истинный смысл. Перья нужны для того, чтобы парить (творчески и духовно, что суть одно). А лестница - самый удобный способ восхождения из ада в рай (последними словами Гоголя перед смертью были: «Лестницу! Поскорее, давай лестницу!»).

Не «черт знает что», а «Божественная комедия», русская душой. Вот что такое «Нос» в постановке Севастопольского ТЮЗа. Гоголю бы зашло!

Елена Никитина