Евгения Львова о шаманской болезни, новых проектах «Гвоздей» и «Простодурсене»

Псковский драмтеатр последнее время большое внимание уделяет своим юным зрителям, создавая не просто детские постановки, а спектакли для семейного просмотра. Ключевую роль в этом играет режиссер Евгения Львова, которая уже почти 3 года руководит студией «Гвозди» при Псковском драмтеатре и дарит зрителям постановки, интересные не только детям, но и взрослым. О достижениях и открытиях театральной школы, новых проектах и спектаклях, о том, что ждет юных театралов и их родителей, Псковской Ленте Новостей рассказала сама Евгения.

- Расскажите, что со студией «Гвозди» сейчас, спустя 3 года после открытия. Ведь какие-то итоги уже можно подвести.

- Конечно, отчасти пул наших учеников обновился - кто-то уже вырос, кто-то увлекся чем-то другим и ушел, кто-то давно мечтал и к нам пришел. Но есть и ребята, которые занимаются почти три года, ведь день рождения мы будем праздновать в мае. Все они меняются. Недавно я стала задумываться, в чем особенность долгосрочного проекта. Мне кажется, что сейчас у театральных людей XXI века есть такой грех, что мы падки на яркие, мгновенные, быстрые проекты. А в нашем случае мы двигаемся медленно, постепенно меняемся, меняются приоритеты. И именно в этом медленном процессе начинают открываться и сами дети, и начинает формироваться какая-то своя методика. Как и в начале пути, сейчас мы работаем с психологом. Если в начале нашей работы я просто очень радовалась, что удалось это сделать, но на самом деле с Юлей Заремской толком не понимали, как мы будем взаимодействовать. Мы очень долго присматривались, прощупывали почву, потому что очень много общего в профессии театрального преподавателя, режиссера, артиста и психотерапевта, но есть и принципиально разные вещи. Режиссер не бережет. Его задача не беречь, а вскрыть и включить. Психолог, наоборот, очень деликатно сопровождает человека в его самостоятельном пути. Сейчас, спустя два с лишним года, я понимаю, что все проекты, которые мы реализуем, или большинство, без Юли были бы невозможны. Я бы просто не решилась. Например, документальный спектакль «Первый раз», по существу психотерапевтический, который мы выпускали в прошлом году, случился только благодаря тому, что рядом с нами Юля. Я бы просто не пошла в такой глубокий диалог с детьми, потому что не знала бы, что «взорвется» внутри. То доверие, которое мы чувствуем - это самое «вкусное» и самое ценное. Эти паритетные отношения, отношения на равных, очень важны, но они формируется постепенно. Именно тогда возможны проекты, требующие от нас самих мужества.

- Есть ли среди ваших выпускников (условно говоря) те, что связали свою жизнь с театром или намерены это сделать?

- Да, сейчас у нас несколько человек, которые собираются связать свою жизнь с театром. Мы, конечно, за них болеем.

- Хотя цели такой - вырастить артистов - не ставили?

- Никогда не ставили перед собой такой цели. Только если есть запрос. Например, недавно я писала одной нашей выпускнице рекомендательное письмо, она будет поступать в европейский университет на театральное отделение. Я верю, что для нее будет замечательно, если она окажется там. Мы не считаем себя в праве подталкивать ребят к этому пути. Конечно, есть данные, которые очевидны, есть данные, которые скрыты, которые нужно открывать, но если человеку надо, если он этим горит, он сам выберет дорогу. От этого никуда не денешься. Иначе как шаманской болезнью назвать это нельзя. Говорят же, что, если ты отказываешься быть шаманом, то начинаешь болеть, тебе будет плохо. То есть если тебе дано, ты должен. Это то самое волшебное слово «призвание», которое в какой-то момент исчезло из словарей. Как бы это громко не звучало, но это так, это работает.

- Вы говорите, что меняетесь сами, меняются ваши дети. Какие изменения замечаете?

- Мне кажется, мне удается быть деликатнее. Не всегда, но все же. Иногда тоньше чувствовать. Бывают такие моменты, когда ребенок противостоит каким-то образом моим задачам, например, катастрофически ленится, идет в отказ или болтает так, что хочется его просто стукнуть, потому что он мешает реализовать задуманное. Или начинает с кем-то ссориться, или настолько в себя не верит, что непонятно, как ему помочь, потому что это переходит всякие границы здравого смысла. Это очень сердит. Первый шаг - нужно признаться себе в этом. Второй - научиться не сердиться, научиться идти дальше вместе с ребенком. Либо научиться переводить свою злость в продуктивное русло. Когда работаешь с детьми, приходится очень много работать со своими эмоциями. Я должна быть очень честной сама с собой.

- Что с ребятами произошло за это время на ваших глазах?

- Мне кажется, то, что с ними происходит, с нами связано опосредованно, не напрямую. Но в то же время это отвечает той задаче, которую мы ставим перед собой. Когда летом я ездила учиться в Москву в Школу театрального лидера, работала над стратегией мастерской «Гвозди» на несколько лет, то сформулировала задачу - мы хотим сформировать среду для развития подростков, для их творческого совместного развития. В идеале, конечно, хотелось бы, чтобы она все шире и шире захватывала подростков города, каким-то образом коррелировала и с ребятами, которые занимаются спортом, или танцами, или журналистикой. Эта среда стала формироваться, но пока в нашем маленьком варианте. Очень многое происходит за пределами занятий. Дети общаются, у них происходит та самая жизнь, которую мы потом вспоминаем до восьмидесяти лет. Возникают те самые близкие друзья, и влюбленности, и споры, и конфликты. И то, что мы занимаемся творчеством и преодолением конфликтов на сцене, хочется верить, дает им возможность богаче в этой своей среде существовать. И это происходит во всех группах.

- И психолог рядом с ними в таком непростом возрасте - это дорогого стоит.

- Да, это очень интересно, это очень ценно. Никогда не знаешь, какая театральная техника включит что-то глубокое. Поэтому это сопровождение очень важно.

- Возможно еще попасть в «Гвозди»?

- Посмотрим, что будет в следующем учебном году. Как правило, мы делаем осенний набор. Как-то мы сделали донабор в середине учебного года и чуть не сломали целую группу. Потому что пришли ребята совсем свежие. И дело здесь не в том, какие навыки актерские у этих детей, а в том, что формируется группа, у нее есть своя динамика, вливание активных людей все это может просто разрушить. Здесь надо быть очень осторожными.

- Вы говорите, что сформирована стратегия развития мастерской. У «Гвоздей» большое будущее?

- Честно говоря, не знаю. Сейчас я нахожусь на некоем распутье. С одной стороны, сформирована стратегия на ближайшие три года, но есть ряд трудностей, которые, я не убеждена, что можно будет преодолеть, поэтому в какой-то момент, когда я стала уходить в депрессию, я сказала себе: «Стоп!». Сейчас я занимаюсь тремя проектами, тремя спектаклями мастерской. Дальше выдохну, а потом будем думать, справимся/не справимся, будем ли дальше и в какую сторону двигаться.

- Расскажите о проектах, которые реализуете.

- Спектакль по пьесе Керен Климовски «Дыня». Очень много счастливых совпадений, я надеюсь, что все удастся, хотя очень рискованный опыт. Мы давно задумали попробовать какую-то историю вместе с родителями. С самого начала, когда мы увидели, как еще на вступительных испытаниях папы и мамы участвовали в этюдах, которые самостоятельно должны были готовить дети, мы были так тронуты. Это подарило нам такое вдохновение, что мы решили делать совместные занятия. Дети бывают поражены - не каждый день ты своего родителя видишь в такой нестандартной, игровой ситуации. Потому мы и захотели сделать спектакль. И когда я искала материал для старшей группы, я стала читать все хорошее, что вокруг есть. Вот совсем недавно случился всероссийский драматургический конкурс «Ремарка», в рамках которого проводился конкурс детской и подростковой драматургии «Маленькая ремарка». И среди победителей как раз была пьеса Керен Климовски «Дыня». Я ее прочитала, смеялась, плакала и поняла - это то, что нужно. Там всего три действующих лица, а у нас вообще-то шестнадцать человек, но мы будем работать с этим материалом, потому что он просто очень хороший с литературной точки зрения, с драматургической точки зрения, очень добрый, тонкий и про важное. Там мама, папа и девушка двадцати лет, которая периодически становится семилетней. Их отношения. Родители разведены. Что такое развод для ребенка? Что такое развод для родителей? Что такое, когда ты боишься отпустить ребенка, потому что взрослеть очень больно, и ты знаешь, как это, потому что ты сам уже давно повзрослел. Это про объятия, которые могут быть нежными, а могут задушить. И про смелость ребенка сделать шаг от родителей. Это все то, что сегодня для них и для нас крайне важно. И вот я пишу в Facebook Керен Климовски и предлагаю с нами сотрудничать, по возможности, на каких-то льготных условиях, рассказываю, что для нас это не только спектакль, это будет исследование. Она идет нам навстречу. Мы обсуждаем ее приезд в Псков на премьеру, ведь она живет в Швеции. Мы начинаем думать, как обеспечить ее проезд. Я чувствую, что ей уже любопытно. И мне любопытно, и хочется уже познакомиться. И в тот же вечер, когда мы вели переписку, заочно познакомились, она мне пишет: «Женя, вы не представляете. Только что мне пришло приглашение от фестиваля «Арлекин», они оплачивают мне дорогу. Я приеду в Петербург в конце апреля, потому что там будут читки пьес победителей конкурса «Маленькая ремарка», моя среди них». Я понимаю, что надо ехать. Связалась с руководством фестиваля, рассказала, что на это время у нас намечена премьера, а не просто читка. Это оказалось интересно, и утром 21 апреля в белом зале театра «Зазеркалье» в рамках драматургической лаборатории «Арлекина» мы будем играть.

- То есть премьера будет там?

- Предпремьеру мы играем в Петербурге. И это, конечно, для нас большая честь, но и очень волнительно. И родители, я вижу, готовы все свое свободное время отдавать, потому что что-то интересное получается. Я надеюсь. Хотя очень страшно. Очень.

- А как в итоге решается эта дилемма - три роли, три персонажа и шестнадцать артистов, еще и родители?

- Посмотрим. Порядка двадцать человек одновременно у нас будет на сцене. Для нас это исследование. Мы все вместе пытаемся понять, что нас в материале цепляет. Пьеса действительно легкая, искрометная, веселая, но, тем не менее, когда я устраивала первую читку, читала ребятам сама, у кого-то были глаза на мокром месте. Будем искать решения, как все это сделать.

- Это перевод или автор пишет на русском?

- Нет, автор пишет в том числе на русском языке. И язык очень хороший.

- То есть произведение прям свежее-свежее, еще нигде не ставилось?

- По-моему, нет. Были только читки. Мы первые, получается. Мировая премьера.

- Получается, что вы наблюдаете еще и за современными родителями? Что примечательного отметите?

- Родители очень волнуются. Чем старше мы становимся, тем больше мы находим, как в болоте, кочек, на которых мы чувствуем себя уверенными. А в нашем проекте и, вообще, в театре, со знакомых кочек нужно спрыгивать. И этот риск очень страшен. Но в то же время у многих же людей есть эта жажда игры, направленная в «театральную» сторону. Да и потом побыть в такой ситуации со своим ребенком, который почти взрослый, - это тоже необычно. Но не все родители, конечно, решились. Как и я, наверно, не решилась бы участвовать со своим ребенком в соревнованиях по боксу, если бы моя дочь занималась боксом. Потому что это от меня совсем далеко.

- Я, кстати, замечала, что своего ребенка вы водите с собой на разные спектакли, в том числе и взрослые.

- Нам просто очень повезло - с рождения у нее очень хорошее внимание, ей просто это дано. Она действительно с детства слушала чтение в больших объемах, еще грудную я носила ее на какие-то зачеты и спектакли, которые мне хотелось посмотреть. Я уж не знаю, что она считывала, но переносила это без страдания. Единственное - если будет что-то, что ее травмирует, или что-то, что я не смогу с ней проработать, я стараюсь не вести. Хотя такого мало. Это скорее про кино. А вообще театр - это еще один повод с ней поговорить.

- На ваш взгляд, эти пресловутые ограничения - 6+, 12+, 16+ - все-таки условны?

- Конечно. Они носят только рекомендательный характер. Мне не очень нравится, что они какие-то повсеместные. Даже судя по моей Лизе: она может и в три года смотреть то, что предназначено для детей шести или шестнадцати лет, а потом задавать такие вопросы, которые и шестнадцатилетний, возможно, не задаст. Но в театре все сотрудники должны быть в контексте спектаклей, должны суметь подсказать, какой спектакль для какого возраста подойдет.

- «Дыня» - это ведь не единственный проект, над которым вы сейчас работаете?

- Да. Есть еще один очень хулиганский и веселый проект от средней группы «Гвоздей». Мы работаем над поэзией нонсенса: это Эдвард Лир, преимущественно, и те тексты, которые пишут сами ребята. Они пишут лимерики, точно соответствующие по форме этому жанру поэзии. Это будет очень хулиганская история, как я уже сказала, с какими-то сюрпризами, с каким-то путешествием. Мы не дадим возможности зрителям сидеть на месте. Будем использовать те пространства, которые никто и никогда еще в этом театре для спектаклей не использовал. Может быть, мы вывалимся за пределы помещений вообще.

- Но в целом это большая сцена?

- Это как бы большая сцена, но что будет дальше, к этому нужно быть готовым. Нужно быть готовым к неизвестности, потому что мы будем осваивать весь театр - оба здания и даже улицу.

- Прямо квесты какие-то...

- Это будет некое путешествие, полное неожиданностей. Я надеюсь, что нам это удастся, потому что ребята очень много всего сочиняют. Происходит то самое волшебство, когда уже не я им предлагаю, а они мне. Здесь уже не знаешь, кто придумывает спектакль. Разумеется, помогает мой опыт и опыт моих коллег - мы видим, где могут возникнуть трудности, и немножко подсказываем, а ребята придумывают конкретные решения.

- На какое время запланирована премьера?

- На конец мая, наверное, двадцатые числа. Будем уточнять еще. В этих же, видимо, числах мы будем выпускать еще один спектакль. Летом у нас был такой краткий интенсив, посвященный театральным маскам. В тот момент мы поняли, что хотим теперь сотрудничать с художником и пригласили Сашу Николаева и Катю Беликову. Ребята из летней группы почти все захотели продолжить обучение, и сейчас мы с этой группой занимаемся визуальным театром. Раз в неделю с детьми работают Саша и Катя. И, конечно, Марина Николаева, искусствовед. Она помогает ребятам разобраться немножко в теории. А потом к нам приехал художник по свету Стас Свистунович, которым мы страшно гордимся в силу того, что он номинирован на «Золотую маску» и недавно получил премию «Прорыв» в Петербурге. Мы старинные приятели, коллеги, он дал мастер-класс по свету детям. В другой раз он приехал ставить уже «Отелло» после «Старика», дал нам еще и теневой мастер-класс. Благодаря этим связям, обмену идеями и знаниями, мы решили ставить теневой спектакль «Снежная королева». Дети сами выбрали эту сказку, они готовят фигуры, с которыми будут работать. Будет и живой план. Для меня это самая сложная работа, потому что я никогда чистым визуальным театром не занималась, но у нас большая команда, поэтому я надеюсь, мы справимся.

- Получается, ваши ребята не просто актеры, а люди, создающие спектакль, ведь они отвечают и за звук, и за свет?

- В этом спектакле музыкальную партитуру, скорее всего, мы будем продумывать сами - я имею ввиду, команду преподавателей, а, например, в проекте по Эдварду Лиру будет живой звук, который организуют дети. Будет звучать укулеле, электрогитара и другие инструменты, будут песни. Это такая наша «родительская» задача - в какой-то момент мы уйдем, а у детей должно все продолжаться. Как навык езды на велосипеде - разучиться просто невозможно.

- Перед последней своей премьерой «Простодурсен и Великий Приречный театр» вы запустили настоящий флешмоб «В театр с родителями». Какой был эффект?

- Все получилось. Был колоссальный риск. Мы поставили премьеру на каникулярное время. Так вообще-то в этом театре не делается, потому что принято, что школьники ходят в театр классом. Родители с детьми, конечно, ходят, но скорее это исключение, а не правило. В настоящее время в крупных городах есть целый пласт родителей, которые водят детей в театр. У нас с этим проблема. Наверное, сказывается непростая история нашего псковского театра. Всех дошколят водят в наш прекрасный театр кукол, но в основном тоже группами. Так проще, организационно удобно. Здесь, в театре, не так много продукта для детей, поэтому нет сформировавшейся привычки ходить в театр с детьми. Ее нужно прививать, как-то показывать, что это классно. Что это не просто обязанность родителей в выходной провести одно культурное мероприятие с ребенком для «галочки». Хочется, чтобы это и для родителей было интересное мероприятие, чтобы родитель сказал: «Супер! В следующий раз давай детей отправим куда-нибудь и сами пойдем на такой спектакль».

Тем более, что в повестях Руне Белсвика есть что-то, что знакомо каждому взрослому. Например, один из героев книжки говорит: «Как тяжело быть мной!» Разве не каждому из нас это знакомо? Все эти гениальные фразы Белсвика, блестяще переведенные, работают. Как говорил Вадим Фиссон, мой любимый режиссер, в одном из интервью: «Если после моего спектакля утром кто-то из зрителей вдруг почему-то чуть более нежно поцелует свою жену, это будет отличный результат». Мне эта позиция близка. Мне кажется, именно такие крохотные события формируют ось мира, именно из мелочей складывается что-то очень большое. Так мы старались нашей большой командой делать «Простодурсена». Еще до репетиций мы занимались тренингами, искали способ существования. Почему сложно ставить детский спектакль? Мне кажется, именно относительно детских спектаклей еще больше штампов в крови у артистов, у режиссера, чем по отношению ко взрослому спектаклю. Вдруг появляется какое-то упрощение, какая-то искусственность непроизвольно возникает. И здесь мне кажется, нет даже вины артистов и режиссера. Это какой-то культурный механизм. Наверное, он связан с общим отношением к детству как к явлению. Мы искали способ существования. Две или три репетиции учились обниматься так, чтобы счастье до боли, так, чтобы было ощущение, что мы друг другу смогли что-то передать, частичку чего-то важного. Мы ведь теряем этот навык со временем. Иногда, повзрослев, мы не обнимаемся со своими родителями. Есть какая-то дистанция, которую трудно преодолеть даже с самыми близкими. Мы пытались приблизиться друг к другу (и потом - к зрителю) через нежность, через попытку нежности. В то же время это было очень смешно. Мы много хохотали в процессе репетиций. Но этот спектакль нужно играть, чтобы он не зачах.

- Ваш спектакль ту самую дистанцию позволяет преодолевать?

- Я надеюсь, что да. Конечно, я уже настолько внутри, что мне сложно рассуждать. Но , к моей большой радости, уже есть первые отзывы, в том числе взрослых, которые говорили: «Уж не знаю, как детям, а нам понравилось». Мне важно было в этом спектакле сделать такой мирок (и в этом художник Саша Николаев мне очень помог), чтобы хотелось туда внутрь войти, чтобы хотелось потом обнять персонажей, всех потискать, забрать с собой домой. Положить в сумку и унести.

- Но это, мне кажется, касается не только детских постановок, но и подросткового театра. Например, ваш спектакль «Черное молоко, или Экскурсия в Освенцим» тоже об этой дистанции?

- Да, но атмосфера совсем другая. «Экскурсия в Освенцим» - это такая честность наотмашь, это очень резкие тона, это провокация. Это какой-то вызов взрослому, себе, зрителю, артисту. Здесь совсем другая атмосфера. Нежность здесь, наверно, тоже возникает, но она совсем другого свойства. Пронзительная, через боль.

- Но и в той постановке, и в этой в идеале родитель должен быть рядом?

- Да. Для меня это вообще idée fixe - совместный творческий досуг ребенка и родителя. Потому что весь мир - культура, экономика - нас с детьми все время разделяет. Ведь взрослому нужно работать, ребенка нужно отдать куда-то, где он выучился и смог выжить и так далее, и так далее.

- Какова судьба спектакля «Черное молоко»?

- Хочется еще успеть поиграть, сыграть заключительные спектакли, потому что Леша Довбаш, один из артистов, выпускается из школы. Если он уедет из Пскова, то потом мы уже не сможем играть этот спектакль. Последнее яркое событие, которым можно гордиться, - «Черное молоко» пригласили поучаствовать в федеральной программе «Большие гастроли», мы ездили в Минусинск, играли в Минусинском театре драмы. Это было очень интересно. Другая публика, другая часть страны. И тоже лагеря, только другие. Туда не дошла война, но история ударила по-другому. Кроме того, я очень рада, что с этим спектаклем мы ездили по области. Это очень здорово, ощущение, что ты делаешь действительно что-то очень важное. В Невеле был просто блестящий показ. Понятно, что там эта тема резонирует особенно, потому что исторически так сложилось: «Голубая дача» - это боль каждого коренного жителя Невеля. А вообще в этой поездке случилось чудо. В эти дни ко мне из Петербурга приехала моя приятельница Оксана, и я попросила ее помочь мне в Невеле. Мы приезжаем, прекрасно проходит спектакль, замечательное обсуждение. А затем директор музея истории города Невеля Людмила Максимовская дарит нам книгу, посвященную «Голубой даче», жертвам Холокоста. Она говорит нам много добрых слов, и мы понимаем, что резонанс случился. Мы собираем вещи, а Оксана в этот момент листает книгу. И я вдруг вижу, что у нее дрожат руки, текут слезы. Спрашиваю, что происходит. Оксана мне показывает книгу, где люди с ее фамилией, и она знает, что это ее родственники. Незадолго до этой поездки она узнала, что корни ее из Невельской области. И вот перед ее глазами списки погибших предков. Это такая невероятная случайность и возможность прикоснуться к самому себе. Это было удивительно. Вот он театр: вроде бы мы во что-то играем, но прикасаемся к самому сокровенному. Такие случайности, конечно, неслучайны.

Беседовала Светлана Аванесова