.
Замшелый могильный камень.
Под ним - наяву это или во сне? -
Голос шепчет молитвы
(Басё)
Спектакль «7САМУРАЕВ», премьера которого состоялась 8 ноября на Большой сцене сцене Псковского драматического театра, - это классическое трехстрочное хокку, развернутое на полтора часа. Эмоциональное, предельно эстетизированное, философское высказывание-символ, которое каждый волен понимать как хочет. В меру своего жизненного опыта.
Если вы прочитали хокку и тут же забыли о нем - это не хокку. Постановку Сергея Чехова забыть вряд ли получится. И не до конца понятно, комплимент это или предупреждение.
Генеративная опера - так определил жанр своей новой постановки режиссер - родилась из серии интервью, в которых актрисы театра делились личным опытом, рассказывали истории из собственной жизни, отвечали на серию придуманных заранее вопросов, описывали свои чувства и мысли вокруг темы спектакля и не только. Именно эти интервью превратились в итоге в звучащий текст.
В своих интервью Сергей Чехов неоднократно говорил, что главная тема «7САМУРАЕВ» - невозможность идеального результата: «любая система, как бы она ни была хорошо подготовлена, что бы мы ни знали о ее свойствах, как бы мы ни подготовили каждую деталь, когда она начнет функционировать, в ней появятся отклонения от первоначального плана». Собственно, эта история произошла и с самой постановкой: она не о множественности возможных событийных комбинаций, а о Страхе с большой буквы Сэ. Семь женщин-самураев рассказывают о том, чего боятся, что при этом чувствуют, что делают. Они ищут корни «предчувствия беды» и сражаются с ними при помощи слов, боевых мечей и - в дыму и вспышках света - японского речитативного пения.
Страх смерти и болезней, потери родных и друзей, одиночества и насилия, боязнь неизвестности и перемен, катастроф и терактов - десятки реальных историй разворачиваются перед пораженным зрителем, поначалу не понимающим, как реагировать на то, что он слышит со сцены. К тому же манера произнесения реплик требует от публики определенного стоицизма: монотонная речь, с постоянными повторами-рефренами и регулярным подчеркиванием носового звука «н» поначалу «бесят» (воспользуемся лексиконом постановки).
Интересно, что каждый самурай транслирует свою манифестацию на камеру Go-Pro. Казалось бы, их эфир должен бы транслироваться на мониторы, выставленные пред очи двух стариков, которые пристально наблюдают за спектаклем. Однако на протяжении всей постановки народный артист РФ Юрий Новохижин, заслуженный артист РФ Виктор Яковлев видят на экранах лишь огромный черный камень, вокруг которого и разворачиваются полные драматизма истории страхов.
Страх - это искаженный двойник наших желаний и возможностей: мы мечтаем обрести свободу - и боимся летать, мечтаем о любви - и боимся близости. Поэтому важнейшей стратегией жизни восточного человека является отказ от привязанностей и желаний.
Среди сформулированных им принципов воинского искусства есть то, что определяется как «тело камня». Сам Мусаси так разъяснял его: «Когда ты, наконец, овладеешь воинским искусством, ты сумеешь уподобить своё тело камню, мириады вещей не смогут коснуться тебя». Чтобы наглядно объяснить непонятливому воину этот принцип, он позвал своего ученика и приказал ему без всяких объяснений сделать себе харакири. Ученик, не медля ни секунды, вытащил меч, встал на колени и уже поднес остриё к животу. Но в последний момент Мусаси остановил его руку и сказал: «Вот оно – тело камня».
Тело камня в постановке Сергея Чехова организует пространство, дисциплинирует повествование, дает пример для подражания и аккумулирует энергию страха, преображая его в дым. Черный камень на сцене - это и обугленное в пожаре страстей человеческое сердце, и немой судия, и незыблемые устои, на самом деле готовые рухнуть в любой момент, и метеорит, явившийся из небесного пространства, «оттуда».
Наверное, поэтому экран двух стариков отражает только камень. Это вещь в себе, не нуждающаяся в восприятии и оценке, не имеющая никакого отношения к семи чувствам. Лететь? Да пожалуйста! Быть разбитым? Ничего страшного!
Но псковский зритель отнюдь не каменный, поэтому не смог избежать оценочных суждений относительно спектакля и остаться простым созерцателем происходящего.
Кто-то выразил свое отношение к постановке спешным побегом, кто-то посвятил эти полтора часа изучению соцсетей, благо Интернет ловит в театре идеально, кто-то пол-спектакля громко пытался выяснить, почему самураи - волосатые женщины. Но все же большинство зрителей заинтересованно наблюдали за перформансом (особенное внимание вызвала третья часть: слабонервным обладателям музыкального слуха, близкого к идеальному, просьба не беспокоиться).
Вот лишь несколько отзывов, услышанных нами в зале по завершению спектакля:
«Я ничего не поняла, но это прекрасно»
«Я не против экспериментов, но хочется какого-то сюжета»
«Я в восторге, это история о том, до чего нас могут довести наши мысли»
«Таким и должен быть театр - разным, не совсем понятным».
«А как правильно - кУхонный или кухОнный?» (девушки обсуждали реплику одной из героинь о том, как она хотела кого-то зарезать ножом)
Но самым популярным, наверное, стал финальный вопрос: «А спектакль закончился?» Потому что традиционных штампов завершенности - выхода на сцену, поклонов, оваций, корзин с цветами, харакири в конце концов - ничего этого не было. Оставалось ощущение какого-то внезапного антракта.
Зрители долго не расходились и все чего-то ждали. Но, посоветовавшись на общем консилиуме (ощущение растерянности, оказывается, очень объединяет людей!), решили: спектакль окончен! И догадались: да ведь белый экран с черным кругом, опустившийся перед сценой, - это чистый лист, на котором поставлена точка.
Блаженны творцы, ибо не страшатся остаться непонятыми.
Далекий зов кукушки
Напрасно прозвучал. Ведь в наши дни
Перевелись поэты
(Басё).
Елена Никитина
Фото Андрея Кокшарова