Достоевский-трэш: «С чего начинается Родина?»

В Псковском театре драмы имени Пушкина прошли премьерные показы нового спектакля Петра Шерешевского «Село Степанчиково и его обитатели».

Для меня иногда Достоевский – что твой Хармс. Вздорность существования его героев вызывает отторжение. Все выглядит настолько неправдоподобно, что превращается в фарс. В пародию абсурда. Полубезумные персонажи, глупые ситуации. Весь этот трэш*.

Таково «Село Степанчиково» (1859) - вещь, из которой выросли «Идиот» и «Бесы». Коллизия на уровне скверного водевиля. Сорокалетний полковник Ростанев любит юную гувернантку Настеньку, которая ему почти дочка. Однако, несмотря на инцестуозную любовь, он вызывает из СПб племянника Сережу, дабы тот на Настеньке женился. Сугубо «достоевский» поворот сюжета. Рядом – богатая взбалмошная невеста Татьяна Ивановна, за наследством которой ведет охоту всякий сброд. Тут же – некто Опискин, редкостная гнида и талантливый манипулятор. Вокруг – паноптикум из приживал, мужиков и шизанутых девок. Вся локация напоминает психушку на прогулке. Словом, все то, что обозначается давним термином «достоевщина».

Вот на эту «достоевщину», как на скелет, натянул Петр Шерешевский свою жирную «фантазию на темы одноименной повести». Довольно точное определение, но можно добавить: сновидение, кошмар, макабр. Сновидение – долгое, развернутое, с отвратительными подробностями. Кошмар – наркотический и яркий, с демоническими вспышками. Макабр – камаринский.

Премьера «Села Степанчикова и его обитателей» должна была состояться в Псковском театре накануне пандемии, в марте, и никто, конечно, тогда не знал, что ожидание затянется на полгода. Сейчас понятно, что послания, вшитые Петром Шерешевским в ткань спектакля, умножились изоляцией, обнулением, отравлением и прочими «веселыми» реалиями последних месяцев.

Месседжи вряд ли изменились, резонанс стал глубже.

Село Степанчиково на псковской сцене (художник Александр Стройло) – детский сад и тюремная зона одновременно, с корявыми пнями на первом плане и непременной березой посередине; персонажи органично вписаны в эту сюрреалистическую клаустрофобию: у всех поголовно «детский» низ (смешные растянутые колготы) и «взрослый» верх (разных фасонов ватники).

Почти вся первая часть – гнетущая тягомотина, в которую погружаешься, как в транс.

Прибывший из СПб минеролог Сережа (Александр Овчаренко) в шоке: что тут происходит? Это что еще за дурдом? С собой Сережа носит большой круглый камень – вариант чеховского ружья. Его дядя Ростанев, добрый, нелепый, непрерывно рефлексирующий толстяк (Андрей Кузин) обращается с абсурдной просьбой: «Женись на Настеньке». Отец Настеньки (Ксения Соколова), Евграф Ежевикин (Денис Кугай), катясь на инвалидной тележке, исполняет омерзительный номер целования обитателей дома в задницы. Целует смачно, иногда прямо в голую плоть. Птьфу! В пни (на самом деле, разумеется, плахи) врубаются топоры. «Плахи с топорами». Это Россия, детка!

За этим навязчивым символизмом теряется интрига, повествование становится невнятным, темным, бредовым. Изображение отрывается от фабулы. Разгадывать ребус необязательно, нужно просто отдаться этой густой движущейся фреске, доверяясь больше зрению и слуху, нежели мысли.

Так я и сделал. Когда на опустившемся занавесе появилось слово ТРАХ, вздохнул с облегчением. Зрителю объявили АНТРАХТ.

Во втором акте, как и ожидалось, все пришло в движение и ускорилось. Пошляк Мизинчиков (Камиль Хардин) развернул на доске перед Сережей целый бизнес-план предприятия по овладению богатой невестой Татьяной Ивановной. Это был отдельный виртуозный номер с портретами шоколадной «Аленушки», Ди Каприо и Брэда Питта плюс забавными аббревиатурами типа ХЗ, ДЦП, БДСМ.

Подлинный БДСМ начался чуть позже, под Engel группы Rammstein и с вилами вместо гитар. Обноскин (Максим Плеханов), воспользовавшись схемой Мизинчикова, соблазняет чертову резиновую куклу Татьяну Ивановну (Мария Петрук). Но ненадолго. Жители села Степанчиково настигают трахающуюся пару и устраивают изуверскую экзекуцию: насилуют невесту, кастрируют Обноскина, издеваются над его матерью (Ирина Смирнова). Зачем? К чему? А ни к чему. Так тут принято. Издеваться и изуверствовать. Когда весь аттракцион вдруг превращается в настоящую больницу с белыми халатами (возможно, COVID-ную), уже не удивляешься.

Над всем этим мрачным инфернумом царит его порождение, его «даймон» - ничтожный балабол и выскочка Фома Фомич Опискин (Виктор Яковлев), каким-то непостижимым способом подчинивший себе всех обитателей, включая добряка Ростанева. Опискин плетет подлую интригу, заговаривает толпу, резонерствует, нагло врет. Намек на «сами знаете кого» как никогда прозрачен. Такой вот образ Родины и ее обитателей. Садо-мазо. У Шерешевского в театре, как в театре, всё в лоб. «Село Степанчиково» - объемная, многофигурная, реализованная метафора России. Забытой Богом страны.

Тут бы всплакнуть или даже порыдать, но режиссер неожиданно дарит зрителю счастливый финал. Выстреливает чеховское ружье. Точнее, валится камень. В рапиде. Из рук Сережи из СПб. Точнехонько на темечко подонка Опискина. И пусть этот чистейший deus ex machina выглядит неправдоподобно, фантастически. Зато страшно привлекательно. Режиссер Шерешевский знает зрителя и потакает его желаниям. «Ты этого хотел? На!». И камень проламывает череп властительному подлецу. Хэппи-энд. Звучит «С чего начинается Родина» Васи Обломова. «Белая берёза стоит и качается, здесь Родина началась и никогда не кончается».

«Селом Степанчиковым» Петр Шерешевский продолжил тренд Псковской драмы на эксперимент, на актуальный театр. Если «Ревизор», как оказалось, «зрительский» спектакль, рассчитанный на кассовый успех, то с «Селом», как мне представляется, все не столь однозначно. По моим ощущениям, его трудно «читать», оно «энигматично», «само-в-себе», требует дешифровки. Очередной постмодернистский микс, играющий смысловыми слоями – слова, жеста, танца, музыки; его саундтрек, как обычно у Шерешевского, будто в голливудском фильме, - отдельное действующее лицо.

Можно, впрочем, ничего не «читать», а просто довериться чувствам, воспринимая действие как своего рода концерт.

Саша Донецкий

*Примечание: трэш – здесь: жанр кино, в котором использование жанровых штампов (насилия, крови, отвращения и т. п.) достигает гиперболических размеров, доходя до пародии.