Театр и город в поисках друг друга

Актерскому Дневнику - 5 лет! Выпуск 114-й.  13.12.11.

Нежданно-негаданно обозначился юбилей:  пять лет назад, 14 декабря 2006 года,  на ПЛН вышел первый выпуск авторской рубрики «Актерский дневник: театр изнутри». Идея, с которой пришел я тогда к главному редактору ПЛН Александру Машкарину, и которую он сразу поддержал, стала результатом поиска прямых связей внутреннего театрального бытия со своим зрителем, со своим городом, со своим временем, если угодно. Выпуски Дневника виделись мне как последовательные шаги навстречу друг другу театра и зрителя:

«Актерский Дневник - обо всем, что составляет жизнь актера в современном городе, и - новая форма общения с теми, кому не безразличен театр, как таковой, и Псковский Пушкинский в частности...» - писалось тогда, в первом выпуске. И еще:

«О театре и не только. О том, почему театр обращается к той или иной драматургии; о надеждах первых репетиций и о том, что с ними, надеждами, стало; какие сценические задачи намерен решить театр и какими художественными средствами; почему и в какие моменты возникает, или, напротив, теряется взаимопонимание с залом...»

И, конечно, о профессии:

«Есть род занятий, в которых невозможно отделить работу от жизни. К ним относится и профессия актера. Постоянно, вольно или невольно, актер вынашивает в себе своих персонажей, взращивает их в себе и себя в них. Репетиция или спектакль – лишь результат, квинтэссенция человеческого и профессионального опыта актера, его наблюдений, - о себе и других, о театре и жизни, о профессии и ее загадках. Он радуется успеху, огорчается неудачам, пытаясь понять их причину, «дойти до самой сути», распознать секреты общего со зрителем языка...»

При этом осознавалось, что «встаю в некотором смысле на скользкий путь, поскольку намерен по возможности избегать оценочных категорий в заметках о себе и коллегах. И, тем не менее, считаю, что все может получиться, ибо цель ясна: сделать мир театра более открытым для тех, кто любит театр, идет в театр и хочет его понять. «Осмысленного существования!» - ответил я как-то на вопрос, чего я, как актер, больше всего хочу от сцены. Думаю, нормальный зритель в зале хочет того же».

Поначалу «Дневник» выходил еженедельно, потом было решено перейти в свободный режим. И только в дни Пушкинских театральных фестивалей «Дневник» становился ежедневником. Может, и есть смысл что-то подытожить из более, чем сотни статей. Но, думаю, куда важнее попытаться вдуматься и понять, какое же все-таки реальное место занимает театр в жизни города - здесь и сейчас, именно сегодня, когда основное здание закрылось на долгожданную реконструкцию, а театр... Существует! Как птица не может не петь, так театр не может не быть! И не только в плане реально-материальном (гастрольные поездки, спектакли на сцене БКЗ филармонии, в «Супер-Пароходе», в школах, репетируется новогодняя сказка…), но и как фантом. Убеждаюсь все более: театр - явление объективное, потребность в нем - неотъемлемое свойство природы человека - человека и играющего, и сопереживающего игре.

В тупике

Премьеры в ремонтный сезон не планировались, но одна все же состоялась: режиссер Вадим Радун предложил группе актеров поставить спектакль по пьесе омского журналиста Игоря Буторина «Четвертый тупик Олега Кошевого» (необходимо пояснить: речь о названии улицы; причем, тоже со смыслом: дескать, мало, что тупик, но еще и 4-й). Инициатива, что называется, целиком «снизу»: ни приказа по театру о начале работы, ни каких-либо гарантий постановочных средств. Репетировали, где придется: пока было можно - в театре, потом в общежитии колледжа искусств. На вопрос, где играть, ответить не мог никто. И - несмотря ни на что - репетировали. Просто потому, что: птица не может не петь, режиссер не ставить, актер не играть, зритель не смотреть, театр не быть. И вот это НОРМАЛЬНОЕ (самое верное слово!) отношение к своему призванию ничего, кроме глубочайшего уважения вызвать не может.

Спектакль сыгран, его увидел зритель. Гостеприимным оказался «тупик» сцены зала заседаний облсофпрофа с его красно-бело-синими профлозунгами во всю высоту сценического торца, который в театре называется задником. Так бы и воскликнул: «Да здравствуют российские профсоюзы, хранители русских театральных традиций!» Во всяком случае, сердечная благодарность Дому профсоюзов, оказавшемуся способным стать и странноприимным домом бездомному театру. Не скрою, лился бальзам на душу, когда возникало настоящее, живое актерское общение и думалось: вот это и есть театр, радостный обман, когда есть игра, которой веришь, и судьбы, в которые включаешься.

Но было бы неуместно и неверно говорить о сильном театральном впечатлении: видел я и у Радуна спектакли покруче, и своих коллег в более полном раскрытии их возможностей. Неприспособленная узкая сцена создавала часто непреодолимые неловкости и неудобства. Тем не менее, режиссеру вместе с художником Валерием Мелещенковым удалось найти единственно, пожалуй, верное решение пространства: ряд черных ширм с «заборными» надписями, из-за которых (не угадаешь, из-за какой) будут появляться персонажи, ряд табуретов, преднамеренное фронтально-плоскостное решение мизансцен...

Но общее впечатление и от ситуации, в которой я увидел свой театр в своем городе, и от развернувшейся на сцене семейной истории-притчи, и от ошеломительного наплыва ассоциаций, символов и смыслов, - все это вдруг оказалось такой глубины и силы, каких в себе-зрителе не припомню. Само существование театра в Пскове - притча! Сила притчи, житейской или библейской, - в высочайшей концентрации смысла события. Притча - родная сестра символа. Даже не спектакль, а сама ситуация, в которой именно этот спектакль-притча оказался, погружали в пространство нереальности происходящего. «Вот она - наша судьба!» - думалось, сидя в зале. Но и в этом одно из свойств театра. Великий французский режиссер Антонен Арто сравнивал воздействие театра на человека с впечатлением от сновидений: помнятся лишь фрагменты, но самые живые из них врезаются в память на всю жизнь.

Ощущение судьбы

Ассоциация с великой притчей о возвращении блудного сына возникает почти сразу. Главного героя Василия (Сергей Попков) сам автор характеризует кратко и емко: «хороший, добрый мужик лет сорока с лишним, но неустроенный в жизни, шалопай». Врун, трепач, прожил жизнь, куда ветер дунет. Вернулся домой, опоздав на похороны матери (Валентина Банакова). Она - мать есть мать! - продолжает заботиться о нем, периодически являясь и подсказывая, где ему, сыночку, варенье оставлено, где мазь, чтоб коленки не крутило… Встречают его брат Изя (Эдуард Золотавин) - родной, но Моисеевич, от  другого, стало быть, отца. У Изи жена Зина (Галина Шукшанова), дочь Ирка (Наталья Петрова), у Ирки жених Юрка (Андрей Атабаев), у Юрки мать Людмила (Ирина Смирнова). Еще есть первая Васина любовь Тома (Надежда Чепайкина) и сосед, которого все зовут Дед Мороз (Юрий Новохижин), в прошлом честный сталинский гулаговский ВОХР-овец, которого чтили даже паханы на зоне.

Вася - человек простой, он и начинает просто: «Товарищи, водки хотите? …А я выпью». Тут пожил, там побывал, с этой переспал, с пятой, десятой… И вот вернулся и «прозрел»:

«- Понимаешь, братец, я, наверное, интеллигент.

 ИЗЯ: - Да ты что?!

 ВАСЯ: - Ну, смотри. Вот я не могу заниматься физическим трудом. Так? Так! …Понимаешь брат, как я начал по свету путешествовать, так вот и не могу остановиться, потому что интеллигент. Это, как наркотик. Иные терпят и у них все нормально, а я срываюсь и прусь, черти куда. Поэтому вот к сорока пяти годам ни дома, ни семьи. Один, как в попе дырочка. Судьба настоящего русского интеллигента!»

Вот и все объяснение! Ну чем не объяснение всех наших российских бед нашей же исключительностью!

А потом у Изи возникает подозрение, что Ирка не его дочь, а брата Васи. Но, слава Богу, любящая Зина убедила-таки Изю в обратном. А потом выясняется, что жених Ирки Юрка и в самом деле Васькин сын, и жениться им с уже беременной Иркой никак не можно, потому как кровосмесительство - инцест, бишь его.

Абсурд, непроходимость, тупик, в который сами себя и загнали бездумной, тупой и самонадеянной своей жизнью. Так что ж, нет выхода? Ан есть! И открывает его автор опять же приемом притчи, устами честного ВОХР-овца (честный потому что, единственный, кто прожил, не соврав) сообщая, что Изя - не родной сын Васькиной мамы, а, значит, Ирке с Юркой жениться можно. Этакий подарок от провидения - Господа Бога или Деда Мороза, - называй, как знаешь. Вася, обретший в женихе племянницы сына, а в племяннице невестку, остается - жить опять можно!

 Притча! О том, что спасти нас может только чудо, только Божий Промысел, потому что сами себя испохабили вконец. И смех, и жуть, и благость от милосердного сказочного финала. А стало быть, пока Бог грехи терпит, есть и надежда? А ну как перестанет хотеть терпеть? Об этом и пьеса, об этом и спектакль, об этом и ситуация об отношении к театру в Пскове.

Нелегко было актерам, но прекрасные актерские и человечески теплые моменты были почти у всех, поэтому благодарил и поздравлял коллег после спектакля искренно и с воодушевлением. Но поток аналогий, ассоциаций и нерадостных предположений продолжился.

Поговорим о главном

Валентин Непомнящий, многократный участник Пушкинских театральных фестивалей в Пскове, получая Государственную премию в 2000 г. за книгу «Пушкин. Русская картина мира», в краткой своей речи в Кремле высказал заветное желание, что когда-нибудь ежегодное президентское послание начнется со слов: «Поговорим о главном – о культуре…»

И в самом деле, зачем жив человек? Неужто для того лишь, чтоб построить дом, да прокормиться? Неужто блажил Пушкин, утверждая другое, высшее право:

«По прихоти своей скитаться здесь и там,

Дивясь божественным природы красотам,

И пред созданьями искусств и вдохновенья

Трепеща радостно в восторгах умиленья.

Вот счастье! вот права...» («Из Пиндемонти»)

Кто ж спорит, что экономика и благосостояние не требуют забот? Но по большому счету - все это не более, чем человеческий (пусть даже общечеловеческий) быт. Хозчасть. Которой, разумеется, как Высший Завхоз, государство обязано заниматься. Но опять же - для чего? «Какая польза человеку, если он весь мир приобретет, а душе своей повредит», - сказано в Вечной Книге.

Перед выборами телеканалы наполнились репортажами из семей полицейских и военных, которых теперь ждет многократное повышение госдовольствия. Молодые капитаны, лейтенанты и лейтенантки планируют рождение детей, покупку квартир, машин, прочих житейских радостей, теперь для них доступных. А мне думалось, с какими чувствами и недобрыми мыслями слушали их учителя, библиотекари, музейщики или, к примеру, мои коллеги. «Не нужны!» - как тут еще можно думать о себе? В отличие от  тех, что стоят на страже кормящей их власти. На страже от кого, от нас? Право, я не о зависти, да и завидовать тут нечему. Скверно не то, что у лейтенанта зарплата в десятки тысяч, а то, что у, предположим, народного артиста России, которых всего-то наперечет, она в несколько раз ниже. Мне видится в этом знак беды и отсутствие будущего. А стало быть, недальновидность власти. Приоритеты сбиты, поставлены с ног на голову. И это во времена, когда нравственные раны общества вопиют от боли, а вопрос о культуре угрожающе вырастает в вопрос о самосохранении народа.

Театр на зауженном пространстве Дома профсоюзов - вот истинный портрет отношения власти к культуре. Или, как минимум, отношения к театру в Пскове. Вывоз имущества из театрального здания перед реконструкцией походил на спешную сумбурную эвакуацию в разные места: кто приютит, с кем договорится директор. А ведь думалось, что будет создан оргкомитет, который и займется организацией жизни театра на период ремонта, чтобы и репетиции не остановились, и премьеры продолжились. Предпочли самотек и авось. «Не выгорел» обещанный поначалу Дом офицеров, громко объявленный переезд театра в клуб радиозавода остался декларацией.

Конечно, мы надеемся, что с восстановлением Народного дома Пушкина начнется новая жизнь и для театра, но я считаю, что оснований у этих надежд нет. Прежде всего, потому, что театр – это люди, это творческая команда, которую надо формировать и взращивать, чтобы она действительно была достойна своего города и региона, а с этим в Пскове хроническая, застарелая и какая-то беспросветная проблема. Хотя уже, кажется, сказано и понято на всех уровнях, что альтернативы государственной поддержки культуры нет, что искусство и шоу-бизнес сферы кардинально разные. Уж и президент страны заявил, что деятельность губернаторов будет оцениваться в том числе и по отношению к театру, но псковский воз и ныне там.

Театр, конечно, не умрет. Вопреки или благодаря власти, но жить будет. По общероссийской статистике постоянные театральные зрители – это 5-7% населения. Но значит ли это, что ими можно пренебречь?

Читал я как-то, как государь Николай II присутствовал в одном из полков на принятии новобранцами воинской присяги. Был отслужен православный молебен - самый многочисленный, и царь молился со всеми. Затем был молебен католический, потом протестантский и т.д., - тоже в присутствии царя. Последним был солдат-тунгус и тоже со своим богом - каким-то завернутым в платок поленом. Государь и подле него постоял, пока тот с этим поленом перешептывался. Потому что и он - часть его, государя, народа. Слышащий да разумеет.

Накануне выборов состоялась очередная высокая театральная встреча, на этот раз с ведущими режиссерами и актерами страны беседовал Владимир Путин. Судя по обсуждавшимся жизненно важным для театра темам, разговор был не пустым и во многом конструктивным. Хочется и теперь надеяться, что он не останется очередной предвыборной пиар-акцией. И, как бы ни была высока критическая масса накопленного пессимизма, никогда не поверю и не соглашусь, что Псков недостоин театра, и театра самого высокого творческого уровня.

Вик. ЯКОВЛЕВ