.
Актерский дневник 31.08.13
Весь мир — театр.
В нем женщины, мужчины — все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль…
- Шекспир, «Как вам это понравится»
Побывать в мемориальном шекспировском театре «Глобус» на берегу Темзы в центре британской столицы – этого достаточно если не для самого сильного, то наверняка для самого необычного театрального впечатления. Да-да, смотри – это тот самый многогранный цилиндр с крышей по ободку, как над крепостной стеной в Пскове, знакомый с юности по истории театра, по биографии гениального драматурга, по великолепным лекциям тогда доцента, а теперь заслуженного профессора ГИТИСа и нашего «главного по Шекспиру» замечательного Алексея Бартошевича. Это здесь, или в очень похожем на него месте впервые звучали «Быть или не быть…», «Полцарства за коня!..», «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте…». В репертуаре нынешнего «Глобуса» исключительно Шекспир. Я попал на «Макбета».
Все как в учебнике: по внутренней стороне «цилиндра» три яруса лож с сидячими местами, они под навесом, как и сцена, выступающая чуть дальше середины круглого партера, вокруг сцены – стоячие места, они подешевле. Сидеть в партере не разрешалось, единственная привилегия стоящих зрителей – близость к актерам. Кому ни рассказываю, спрашивают, почем билеты. Извольте: галерея 40 фунтов, стояние в партере 25. Театр заполнен всегда. Причем, мой билет, купленный за два месяца до спектакля, был последним из сидячих. Всего 1300 зрителей. Могло бы быть и больше (при Шекспире до 3000), да говорят, пожарники не велят. «Глобус» – Shakespeare's Globe Theatre – воссоздан в 1997 году и с того времени крепко, как все в Британии, стоит в ряду главных символов и достопримечательностей Соединенного Королевства.
«Глобус» - откровенный театр для туристов, где все и все в радость. А иначе – какой смысл! Зрители рады, что пришли, актеры, что играют, и все вместе – что наконец-то встретились. И кажется, никому нет дела, что на сцене одна их самых кровавых трагедий Шекспира. В Стратфорде, вокруг его памятника, четыре скульптуры главных его персонажей, где вместе с Гамлетом, Фальстафом и принцем Уэльским, как воплощенное зло – исступленная фигура одержимой жаждой власти леди Макбет. Но, право, ежели вас интересуют психологические глубины преступной борьбы за власть, вам придется поискать другой театр. Череда тайных и явных злодейских убийств на пути к шотландскому престолу Макбета и его жуткой супруги здесь оказывается лишь поводом к некой взаимной игре актеров в актеров, а зрителей в зрителей, к их на редкость приятной взаимной встрече. В спектакле, как ни странно, много смеха. Зал охотно хохочет над любой шуткой, над любым приколом. Так в середине второго акта пошел дождь, и партер оделся в дождевики и зонтики. Малькольм (Philip Cumbus), законный наследник шотландской короны, тут же прошелся по поводу английской сырости, за что был награжден здоровым английским смехом, сквозь который лукаво проглядывала давняя традиция взаимных подтруниваний англичан и валлийцев.
Поначалу этакая легкость общения обескураживала, но скоро показалась вполне естественной и уместной. Не все так просто. Это действительно мемориальный театр, наиболее приближенный к театру историческому, каким он бы при Шекспире, когда в партере располагались простолюдины, с которыми актеры запросто общались. Так и теперь присевший на авансцену актер может дать зрителю подержать снятые перчатки или даже ответить на какую-то реплику из зала. Так и было. Конечно, изменился зритель, но вслед за ним отважно меняется и сегодняшний театр времен Шекспира, отказываясь коснеть, зарастать паутиной столетий и оставаясь живым. И в этом видится очень точный, снайперски выверенный театральный прием.
Поэтому здесь, как и тогда, зритель затихает, когда вдруг усомнившийся Макбет (Joseph Millson) под напором более решительной супруги леди Макбет (Samanta Spiro) все же решается на убийство короля, и тот же зритель так же забывает обо всем во время смертельной схватки Макбета с Макдуфом (Stuart Bowman). Этот бой – в каждой руке по топорику, потом по кинжалу – поставлен великолепно и исполнен безупречно – жестко, стремительно и всерьез.
Речь актеров активная, «взрывная», но без какого бы то ни было напряга. Благодаря конструкции театра и актерской технике все прекрасно и слышно, и видно. Мое место было в третьем ярусе по центру, но впечатление, что до сцены рукой подать. Это хорошо видно на фотографиях. Снимать в театре можно, но только не во время спектакля. Признаюсь, что для меня, русского душой, это означало только, что снимать надо незаметно (так же было и в музеях).
Конечно, вызывает уважение их необыкновенно бережное отношение ко всему, что составляет национальное достояние. Будь то корона Британской империи, в которой королева ежегодно открывает первое заседание Парламента и которую вместе с другими главными «действующими» драгоценностями можно увидеть в Тауэре, или настоящий английский театр, в котором удалось побывать. В финале зрители долго и бурно благодарили актеров. Как, впрочем, и актеры зрителей.
Так же бережно хранятся памятные места в Стратфорде-на-Эйвоне, родине Шекспира, в 160 км от Лондона. Там он родился, крестился, там же и похоронен в церкви Св. Троицы. И все содержится и представлено так, что можно не только прикоснуться к истории, но и почувствовать ее неразрывную связь с нами, ныне живущими. Детская колыбель, стол, стул, посуда и прочие атрибуты времён отдаленных – это понятно. Но во дворе актеры азартно разыгрывают веселую сцену Джульетты и Кормилицы в присутствии других персонажей дома Капулетти. С ними удается пообщаться, а когда они узнают, что перед ними их коллега из России, то и едва ли не подружиться. Очень интересовались, идут ли у нас пьесы Шекспира и кого я в них играл.
Понятно, что я далеко не первый, кто восхитился укладом и отношением к жизни и друг другу в этой вызывающей глубокое уважение стране. Русская речь у Вестминстера, на Трафальгарской, да и просто на улицах Лондона слышится на удивление часто. Но мы словно забываем, какого внутреннего, душевного, да и физического труда такая жизнь требует. Словно забываем, что деревья и газоны сами себя не стригут, дороги сами собой не строятся, а мостовые сами себя не выкладывают и не подметают. Что если не воспитать в себе – в себе! – уважения к другому, жизнь может стать невыносимой. Одно из самых сильных впечатлений: за двадцать с лишним дней в Лондоне и на трассах в Стратфорд, Кембридж и Оксфорд я не видел ни одной (!) аварии.
Зато видел театр – живой и отзывчивый, какого и нам всем желаю.
Вик. Яковлев