Капроновый Голем
Уничтожение местных производств, не выдерживающих конкуренции с рекламными бюджетами. «Творожок» вместо творога и полиэстер вместо льна. Территория страны, засыпанная пластиковой упаковкой. Формирование рекламного рынка по втюхиванию. Контроль над чувствительными сферами, вроде, детского питания. Угрожаемая ситуация на рынке труда. Так итоги тридцатилетнего доминирования транснациональных корпораций на российском рынке видит обозреватель Псковской Ленты Новостей Юлия Магера. Она предлагает закрыть, наконец, двери за теми, кто уже год собирает вещи, да все никак не отправится восвояси. Наш автор объясняет свою позицию в свежей колонке.
Изображение сгенерировано нейросетью Kandinsky 2.1.
Компания Danon объявила об уходе из России. Ну как об уходе — нога в двери останется, как у большинства «ушедших». Именно так можно трактовать пафос официального заявления об отказе от российского бизнеса. За напыщенными словами нет никакой конкретики. Россияне насмотрелись за год на западные бренды, которые, словно мыши, плачут, колются, но продолжают жрать кактус — на словах каждый Лев Толстой, а на деле рука все еще запущена в карман отечественного потребителя. Бизнес передается новым владельцам, номинальным и подконтрольным, на этикетках меняется название, а по факту не происходит ничего. Вывеска новая, а товары старые, с тех же заводов, продаются в тех же местах. Потому что никто добровольно не откажется от прибыли нынешней и уж тем более не захочет терять свою долю рынка и прибыли будущие.
Я сейчас не про конкретный бренд, а про ситуацию в целом. Годами мы слышали мантры про привлечение иностранных инвестиций. Западные деньги, действительно, шли в экономику. Новые предприятия открывались с помпой. А уже существующие тихо помирали. Во славу иностранных производителей сгинули целые отрасли. В лихую годину оказалось, «чего ни хватишься, ничего нет».
Не про самолеты, смартфоны и станки речь. Пойдите, купите тривиальное льняное платье. Видели сколько стоит? А вы зайдите прямо сейчас на любой маркетплейс, полюбопытствуйте. Как вернете глаза со лба обратно, задайтесь другой целью: отыщите одежду из российского льна. Задачка не просто под звездочкой — у нее нет решения. В Псковской области, регионе его традиционного произрастания, лен стал музейным экспонатом. Без шуток, в Печорах несколько лет назад энтузиасты открыли музей «Льняная губерния», где показывают, а как, собственно, выглядит культура, которой еще совсем недавно были до горизонта засеяны местные пашни. Владимир Москвин, один из создателей проекта, мечтает, как через пяток-другой лет будет рассказывать не о великой истории выращивания и обработки, а о современных достижениях в льноводстве.
Пока до этого очень далеко. От льноводства остались одни топонимы. Пассажиры городского автобуса №1 в Пскове каждый день проезжают через остановку «Льнокомбинат». В моих родных Пушкинских Горах есть микрорайон Льнозавод, выросший когда-то вокруг предприятия. Нет уже ни комбината, ни завода. Везде по области они были, да разом закончились после «величайшей геополитической катастрофы XX века» и нарушения производственных цепочек. Потому что зачем папуасам свое производство? Полиэстровых шмоток, отшитых азиатскими детьми, завезут те самые корпорации, которые теперь никак не могут уйти с российского рынка.
Каким образом уже упомянутая французская компания стала крупнейшим производителем молочной продукции в нашей стране? А таким, что наши маленькие молокозаводы ушли в небытие. Рынок был основательно зачищен. У гигантов есть деньги, чтобы вливать огромные средства в рекламу и во взаимодействие с ритейлом. Сначала в уши потребителя нон-стопом со всех носителей льется информация про пользу для иммунитета клубничного напитка в яркой упаковке. А потом в магазине это месиво стоит на лучшей полке.
Какие шансы на выживаемость под транснациональным катком были у маленьких локальных производителей? Работавших на местном сырье и обеспечивавших рабочими местами жителей небольших населенных пунктов. Прямо скажем, невеликие шансы. Чудом выжившие в необъявленной войне с транснациональными корпорациями — исключение, которое только подтверждает общее правило. Как, например, маслосырзавод в Пушкинских Горах. С его конвейера сходит не загадочный «йогуртер» из крахмала, а самый настоящий йогурт из молока и болгарской палочки. Не «творожный мусс» из гуаровой камеди и пузырьков воздуха, а настоящий творог и — если уж кому хочется добавки из сахара и плодового наполнителя — творожная масса. Это не реклама, я от души. Я не знаю сметаны вкуснее пушкиногорской и не знаю никого, кто думал бы иначе.
Смена названий торговых марок на продуктах питания и вывесок на магазинах шмотья — очередное национальное унижение. Да, именно так. Владельцы бизнеса боятся, что дома их отменят за работу в России. Поэтому нашему рынку демонстрируют презрительную мину «фи». А из-под полы продолжают торговать. Аборигены схавают, деться им некуда. Надо признать, что у многих товаров, в самом деле, нет отечественных аналогов. Откуда им взяться, если рынок тридцать лет крепко держали братки — вежливые, в костюмах, с отличными зубами, но и с хорошо нам знакомыми методами ведения бизнеса.
Есть вещи и пострашнее отсутствия альтернативы. Две корпорации, французская и швейцарская, разделили между собой рынок детского питания в России. Причины все те же. Сначала местные не выдержали конкуренции, были выдавлены с рынка, не получив поддержки в высоких кабинетах, где важнее было отчитаться о притоке иностранных инвестиций, чем развивать отечественное производство. А потом — ой! — как это так получилось. Детей кормить нечем. Слава богу, обе компании достаточно жадные, поэтому с рынка «ушли». Но это слишком угрожаемая ситуация, чтобы оставить ее в нынешнем виде. У российских младенцев еда будет столько времени, сколько захочет левая пятка председателя совета директоров.
Русифицированные названия способны ввести в заблуждение потребителя и могут создать иллюзию отечественного происхождения товара.
От желания той же пятки зависит ситуация на рынке труда. Они понастроили тут заводов. И если решат в самом деле закрыться, то один только Danon щелчком пальцев отправит на улицу 100 тысяч россиян. Прибыли они уводили за границу, развивая экономику у себя дома. А проблемы, если что, будут у нас.
Еще один побочный эффект — угашенная пластиком экология. Сливочное масло в оберточной бумаге, сметана на розлив в свою банку, оборотная тара для кефира и ряженки — это в какой-то момент оказалось «фу». То ли дело яркие пакетики, одноразовые баночки, причудливых форм бутылочки. Расплата оказалось жестокой. Под горами несгораемого и неразлагаемого мусора не продохнуть. Уничтожена культура экологичного потребления. То, что раньше было естественно — сходить в овощной со своим матерчатым мешочком — теперь прививается с большим трудом и вряд ли охватывает хотя бы 1% населения. Государство вынуждено тратить огромные деньги на экологическое просвещение, выделяя активистам под это гранты. На ниве экопросвещения вырастают целые карьеры, но все это бег на месте, потому что разрушен базис, и надстройке не на чем держаться.
Это я коснулась только пары сегментов «легенькой промышленности». Несть числа таким примерам. Выжженное и закатанное в асфальт поле предстоит распахивать тяжело и долго. Но выбора нет. Для начала на этом поле надо как следует проредить сорняки. При этом не заниматься шапкозакидательством, а перенимать ценный опыт, раз свои компетенции разменяны на стеклянные бусы. На днях в соцсетях ржали над уральским предпринимателем Игорем Панасюком, который заявил, что «в России огромное количество различной лучшей европейской техники, которую нужно разбирать и на первом этапе примитивно копировать, позже улучшим и модернизируем, мы страна гениальных людей».
Проржались? А теперь пора делать ровно так, как говорит Панасюк: разбирать и обводить. Одна соседняя страна на Востоке с этого начинала свой путь к статусу сначала главной фабрики планеты, а теперь первой экономики мира.
Юлия Магера