Писать не по лжи…

Долго собирался писать о юбилее классика, наивно полагая, что коллеги все-таки опередят - такой информационный повод!  Не раз провокационно спрашивал: будете писать о Курбатове? На что неизменно получал странные ответы: типа, чего писать, когда и так все понятно. Может, по этой причине практически никто из «культурных журналистов» не упомянул о юбилейном вечере Валентина Яковлевича, который состоялся в областной научной библиотеке? А жаль… жаль, что всем всё понятно. Лично мне непонятно, почему книги этого типичного провинциала, который не светится на пафосных демонстрациях, не карабкается по поводу и без повода на крест, торопясь примерить одежды мученика, по-прежнему читают и перечитывают. Находятся даже такие чудики, которые берутся их издавать, хотя по нынешним временам это занятие в лучшем случае финансово убыточное. А вот такой Курбатов! По отношению к себе и к своему ремеслу всегда ироничный, не гламурный - простецкий. Да, он старомоден, как паровоз. Сколько его знаю, так и ходит в каком-то непонятном полуфренче, который отдаленно напоминает битловский пиджак без воротника, но… с отрезанными рукавами. Это поза? Скорее, позиция. Он никогда не бежал за комсомолом, хотя и отдал лучшие журналистские годы газете «Молодой Ленинец», не торопится исследовать современные литературные тенденции и теперь. При этом все время как бы повторяет: давайте разберемся с тем, что у нас есть, вспомним старинную советскую забаву читать между строк. Подтверждение сказанному неожиданно нашел в последней книге критика - «Пушкин на каждый день»:

- Откройте-ка «Бориса Годунова», последний монолог умирающего царя, его завещание… Ведь мы оглохли, оглохли! Или всей державой разучились читать - уже и не веришь, что эта была наша страна, и это у нас так был виден человек.

Эти строки были написаны им в 1997 году, но пусть кто-нибудь поспорит, что они не актуальны и сейчас? Складывается такое ощущение, что в современном литературном процессе Курбатов ищет не то, что критиковать, а лишь то, что созвучно с его мыслями и понятиями. Стриженный под «кружок», в этой своей странной униформе, каждый раз выходя к публике, он как бы декларирует: имейте в виду, я не модный. Его любимый литературный герой, на которого он все время оглядывается - Иванушка-дурачок. Есть такой беспроигрышный журналистский прием, как разговорить собеседника. Способ первый: собираясь на интервью, можно прочитать все книги, связанные с темой встречи, чтобы попытаться встать на одну ногу со своим героем и вести разговор почти на равных. Но есть второй вариант: откровенно, глядя в глаза, признаться своему визави, что ничегошеньки не знаешь, и тот (сильно пораженный) терпеливо начнет вводить журналиста в суть темы. Курбатов владеет этим приемом в совершенстве. Он и не старается притворяться всезнайкой, а простодушно сообщает: ешьте меня таким, какой есть. К Тарковскому, например, вломился в гостиницу, как слон в посудную лавку, чтобы взять интервью про кино. Про кино ли? Сам признавался, как ездил к Распутину спасать того от хандры, когда у него погибла единственная дочь - прыгал, кувыркался, веселил честную публику. Да еще на камеру. Но в этой его показной простоте он - повторюсь - далеко не прост и щепетилен, когда речь заходит об устоях. Помниться, где-то в середине 90-х заглянул к нему по какому-то вздорному журналистскому поводу. За разговором засиделись. В комнату вошла его супруга и позвала метра обедать.

- Не составите компанию?

Засмущался, захотел уйти, но он тормознул:

- Вы куда-то торопитесь?

Признался, что «нет», поэтому пришлось остаться и разделить его скромную трапезу, которая оказалась на самом деле очень скромная - жиденький бульончик с гренками. Все тогда жили скромно, но чтобы писатель всероссийского уровня перебивался бульонными кубиками? В это было трудно поверить. Спустя много лет он признается, как по совету одного из своих наставников бросил писать для заработка внутренние рецензии толстым журналам. Испугался, потому что потом прочитанное им дурное слово исказит либо его жизнь, либо жизнь его детей и внуков. Выйдет дурной кровью, обязательно где-нибудь проявится… Нет, лучше сдохнуть под забором.

- И я пошел «подыхать под забором» - перестал писать такие рецензии, - признается потом Курбатов. В наш век, когда, выражаясь, языком Гоголя, принято «пуще всего беречь копейку», подобный демарш вызывает не столько уважение, сколько недоумение.

Так, спасаясь от халтуры и писательской поденщины, он сумел сохранить свежесть восприятия, чистоту языка и мыслей. Не мудрено, что в свои семьдесят пять он по-прежнему молодецки элегантен: и в прозе, и в жизни. Если не сказать больше… Когда к юбилейной сцене вышли ряженые из Бугрова, он, не стесняясь высокого собрания и своего солидного возраста, начал приплясывать, да еще и супругу в круг потащил. Не хватало только платочка поверх голов, да озорной псковской частушки:

Порезали, порезали,

Порезали во ржи.

А молодая кровь горячая,

Запёкши на межи!

По-прежнему легка и стремительна его походка. Он может припустить за автобусом, вызывая нешуточную зависть у более молодых, но уже обрюзгших коллег по писательскому цеху. Так же, как и во времена журналисткой юности, он в любую минуту готов сорваться с места. В Ясную поляну, Михайловское, а может и еще куда подальше. Зачем? Чтобы наблюдать, думать. Вот, наконец, мы и добрались до его главного дела: переносить на бумагу то, о чем он долго и мучительно размышляет. Официально эта профессия называется литературная критика. Критиков у нас навалом - этим только и занимается, например, депутатский корпус. Все критикует и критикует… Ну да Бог с ним - не там сегодня юбиляры. Объектом критики Курбатова является, как бы, литература. Но странная вещь: читаешь его, и неожиданно понимаешь, что его рассуждения о Распутине, Астафьеве или Пришвине по большей степени относятся не столько к самим писателям, сколько к нам – нашему уму и сердцу. Мне скажут: так все пишут. Все, но ТАК получается только у Курбатова. Парадокс… Если подходить строго, то Курбатова можно отнести к критикам школы Белинского. Однако в отличие от «неистового Виссариона», Валентин Яковлевич так и не научился, выражаясь словами Довлатова, «превращать литературу в инструкцию по добыче золота». Его задача куда более сложная, и одновременная простая: заставить своего современника проснуться. Тем, кому он помог это сделать, и пришли в тот вечер к нему на юбилей. Не все еще научились искусству чтения Курбатова. Жаль…

Юрий Моисеенко