Улица Леси Украинки
Обожаю момент в фильме «Асса», когда мальчик Бананан и Алика поднимаются по канатной дороге. Зимняя Ялта, «Город золотой», неустроенный советский быт, бесприютность, невероятное ощущение свободы - целая эпоха проплывает мимо разбитого окна и охристых стен дома с табличкой «ул.Л.Украинки». «А в городе том сад - все травы да цветы»... и никто пока не додумался, чтобы взять - и отменить Лесю Украинку.
На доме, где она жила, по-прежнему висит мемориальная табличка с надписью по-русски и по-украински. Есть улицы ее имени в Москве, Иркутске, Минске, Тбилиси - а вот в этих городах поэтесса, насколько я знаю, не бывала. Но это не помешало увековечиванию ее памяти.
В этом смысле украинский тренд на дерусификацию улиц выглядит как минимум странно - жители Ужгорода, например, мотивируют свою просьбу «отменить» улицу Пушкина тем, что поэт-де не бывал в их Закарпатье, и наличие его на табличках домов - «атавизм предыдущей политики построения общероссийского и общесоветского культурного пространства». Туда же, куда и Пушкина, местные жители хотят отправить Глинку, Грибоедова, Достоевского, Крылова, Лермонтова, Гагарина, Ломоносова, Радищева, Рылеева, Салтыкова-Щедрина, Сурикова, Толстого, Тургенева, Чайковского, Чернышевского, Чехова, Шишкина и иже с ними. Даже удивительно - как они жили все это время в таком атавизме. И кажется: правда, стоит поменять название, и сразу заживут! Собственно, в этом и проблема вся была. В Пушкине!
Этим ноу-хау можно, кстати, поделиться с жителями Эфиопии - там в Аддис-Абебе тоже умудрились назвать одну из улиц именем русского поэта. И Европе подсказали бы, разомкнув порочный круг. Пушкинская аллея делит берлинский Трептов-парк на две части. В Баденвайлере (Германия), в Биаррице (Франция), в Милане (Италия) не забыли Чехова (площади и улицы). В Вене переулок Достоевского расположился неподалёку от переулка Гоголя, рядом - Тургеневгассе и Толстойгассе. Это уютные улочки с домами на одну семью, шикарными палисадниками и потрясающими цветущими деревьями. И бедные жители Вены даже не подозревают, каких змей пригрели на широкой австрийской груди.
Впрочем, улицы - полбеды. Как выяснилось, еще большую опасность для мирового сообщества представляют произведения искусства, созданные в России. Миланский университет отменяет лекции о Достоевском, в Польше на серьезных борщах запрещают исполнять музыку Чайковского, Шостаковича и ставить спектакли по пьесам Чехова. В Нью-Йорке отказываются от концертов Гергиева и Мацуева. То ли люди, которых заставляли читать Достоевского на внеклассном чтении, дождались часа мести, то ли мир сошел с ума.
Но это там, у них. Мы-то не такие. Нас хлебом не корми - дай культуру. Вечером приходим домой - и сразу за Толстого беремся или внимаем, затаив дыхание, 2-му концерту Рахманинова. Точь-в-точь как героиня «Весны на Заречной улице». Верите? - прямо сейчас у соседей Глинку врубили. «Жизнь за царя» переслушивают. А если не ерничать, то возмущаясь «отменой русской культуры» на Западе, что мы можем противопоставить «канселлингу» (да простят меня противники заимствований)? Сами-то мы давно читали Пушкина? Ну вот так чтобы от корки до корки, в тревоге о судьбах нашей родины, о душе своей бессмертной? Защищаем Толстого, а сами двух слов связать не можем. Переживаем за Чайковского, а в филармонии последний раз были на Золотом ключике в 94-м. Где сейчас находится наша культура и образование? Если бы не горстка странных людей, которые подвижнически сохраняют и несут в массы «разумное, доброе, вечное», кем бы мы сейчас были?
Бедный Гоголь еще громче смеется сквозь слезы и, похоже, ждет своего часа: когда уже, наконец, в Пскове какой-нибудь шестиклассник додумается, что «Вечера на хуторе близ Диканьки» - про Украину, и откажется их читать, гордо подняв голову пред учителем литературы, проявив тем самым завидный патриотизьм и дальновидность. И промежду протчем: раньше улица Гоголя в Пскове Ивановской называлась. Не пора ли нам... того самого? Ну, с корабля его. Чтобы в тренде.
В какое странное смутное время мы живем, если люди позабыли простую истину: мы все связаны друг с другом. Отменяя одно, мы отказываемся от чего-то еще. Нет Томаса Манна без Толстого, Тургенева - без Флобера, Цветаевой без Рильке. Вот Набоков - он какой? Русский или нет? Бродский - чьих будет?
Никогда свобода не была так уязвима, как сейчас, во времена глобальной деревни, где любой может высказать свое независимое мнение - и профессор, и обычный двоечник, и заслуженный учитель, воспитавший прекрасных учеников, и Эллочка Людоедка. Причем на 99,99% голос Эллочки будет звучать громче и увереннее.
Что же дальше? 202*-й год. Озираясь по сторонам и прижимаясь к стене, по Унтер-ден-Линден осторожно крадется элегантный господин в бейсболке, бомбере от Гуччи и сандалиях на босу ногу. Удостоверившись в том, что за ним нет хвоста, он ныряет в почти неприметный подвальчик. Спустившись по темной лестнице вниз, на свистяще-протяжное «Passwort» он отзывается: «All By MySelf» в ля миноре. Его обыскивают и, наконец, запускают в затемненный бункер, где три скрипки и виолончелист играют рахманиновский квартет №1.
Господин прикрывает глаза, откинувшись на спинку пластикового стула. На финальном «пум-пум» он выдергивает из кармана удостоверение сыскной службы: «Всем на пол! Сопротивление бесполезно, вы окружены». На следующий день все европейские газеты выходят с заголовком «В Берлине накрыли очередную банду славянофилов».
Антиутопия? Да кто его знает? В последние годы антиутопии все больше становятся похожи на документалку.
Наталья Гвоздь