**** есть, а слова нет

«Лучше бы некоторые вещи не менялись. Хорошо, если б их можно было поставить в застекленную витрину и не трогать».
Джером Сэлинджер. «Над пропастью во ржи»

Под конец года Госдума выдала кукож… Хотел сперва написать кринж [от англ. to cringe: буквально «сжиматься, скукоживаться», заимствовано в значении - «стесняться, смущаться, испытывать стыд, неловкость или отвращение, негодовать»; в молодежном сленге пришло на смену бытовавшему в 2010-х фразеологизму «испанский стыд»], да в конце 2022 года «так уже не носят», а главное - времена нынче не располагают к использованию англицизмов и прочих заимствований из враждебных наречий. (Что говорить: даже (вос)созданное Российское движение детей и молодежи осмелились назвать лишь «Движением первых», видимо, дабы не использовать такое родное, такое наше, но всё же французское заимствование пионеры!) Так что ну их к лешему все эти кринжи - тут не ровен час объявят иноагентом за малодушное потворство тлетворному влиянию агрессивного блока через внедрение чуждых родному уху лексем. Слава Богу, пару лет назад царящая пост-ирония родила импортозамещенный аналог, тьфу, посконное подобие, образованное от русского слова скукоживаться, дабы я мог сейчас спокойно описать своё чувство неловкости от очередных инициатив мужей (и жён) государевых на поприще борьбы за русский язык.

Всё это, конечно, о принятии Госдумой 14 декабря в первом чтении пуристского правительственного законопроекта, который разные горячие головы и перья уже окрестили законом «О защите чистоты русского языка и борьбе с иностранными заимствованиями». СМИ пестрели броскими заголовками а-ля «Госдума поддержала проект об ограничении использования иностранных слов» и даже «Чиновникам придётся отказаться от любимого слова «фейк»?».

Операцию прикрытия с трибуны нижней палаты российского парламента обеспечивала председатель думского комитета по культуре Елена Ямпольская, которая попыталась объяснить коллегам необходимость защиты русского языка от наносной погани переложением Гоголя на, как это подавалось, «современный русский не литературный язык»: «Петрушка ходил в оверсайз коричневом секонд-хенд тренче и имел типикал фейс. Характером он был больше сэд муд, чем разговорчивого, имел даже кульный виж зэ эдьюкейшен, то есть чтению книг, содержанием которых себя не пушил. Ему было совершенно всё равно, он мэчился со всеми с равным вниманием. Если ему запитчили химию, он бы от неё не отказался». О том, что это заведомо искусственный текст, своего рода филологическая шутка лингвиста, консультанта команды Флоу «Яндекс.Практикума» Анастасии Шпак, который был опубликован в виде части теста «Угадай классическое произведение» в правительственной «Российской газете» пару лет назад, г-жа Ямпольская отчего-то коллегам сообщать не стала. Коллеги эти отвечали ей взаимностью и озабоченно кивали, делая вид, что не помнят, как 5 мая 2014 года голосовали за поправку в пункт 6 статьи 1 закона «О госязыке», который уже с тех пор действует в такой редакции: «Не допускается использование слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка (в том числе нецензурной брани), за исключением иностранных слов, не имеющих общеупотребительных аналогов в русском языке». Этой норме уже больше 8 лет! (Хотя - вот ведь неожиданность! - ещё в 2013-м, когда почти тождественный законопроект вносила ЛДПР, представители парламентского большинства выступали резко против - говорили что-то про популизм и про то, что вычистить русский язык от заимствований невозможно.

Так из-за чего же тогда нынче весь этот сыр-бор?

Казалось бы, споры о том, каким должен быть русский язык, что тут можно, что нельзя, занимали русское общество вплоть до первых лиц и три века назад. Более того, языковая дискуссия между условными шишковистами и карамзинистами (как частный случай общего противостояния славянофилов и западников) - вечнозеленая ветка русской истории во всем её дуализме. И вопреки попыткам советской историографии насаждать клише и мифы, в этих вековых спорах не было чёткого разделения на злодеев и героев, ретроградов и прогрессистов etc. И те, и другие, были в чем-то правы, а в чем-то заблуждались. Как бы то ни было, сейчас в среде филологов в принципе сложился относительный консенсус - что следует понимать под нормой языка и какие здесь уместны правила.

Если грубо, то ещё Пушкин, кокетливо винившийся перед читателями, что его «бедный слог пестреть гораздо б меньше мог иноплеменными словами», при описании наряда Онегина выдал универсальную отповедь ортодоксальным противникам любых вкраплений в родную речь «иностранщины»: «Но панталоны, фрак, жилет, всех этих слов на русском нет». Проще говоря, заимствования использовать не зазорно, когда своего варианта попросту не существует: мир меняется, появляются новые явления, понятия и сущности, нередко они приходят из-за рубежа, и выдумывать для них какие-то искусственные словообразовательные химеры исключительно на основе того материала, что уже есть в языке - заведомо волюнтаризм и сектанство. Иначе бы мы сейчас говорили пресловутые «мокроступы» вместо «калош».

Чуть сложнее история со словами, имеющими в родословной иноязычные гены, которые вроде бы пытаются разместиться в словарях на уже занятом месте. Так было, скажем, с  коротким, но не благозвучным словом «тренд», которое, казалось, пришло извести из русского привычную, но все же заимствованную через французский «тендецию». Однако  всё само встало по местам, для всего нашлась своя ниша: говоря «тренд», мы сегодня подразумеваем скорее что-то из разряда сиюминутных модных устремлений, тогда как «тенденцию» употребляем, когда имеем в виду какое-то устойчивое, долгоиграющее направление развития. Или взять столь любимый чиновниками и политиками «фейк» - очевидно, что в русском бытовании это уже не просто прямой синоним «неправды», а скорее распространяемая в СМИ в рамках общественно-политической борьбы клевета, дезинформация (а по факту - чаще всего просто диффамация, даже без реальных доказательств некорректности негативной информации).

То есть «имеющее аналоги» заимствование, коли оно попало в речевой оборот, либо найдёт для себя незанятую нишу с каким-то дополнительным значением или оттенками смысла, или заменит за счет своей краткости и точности какую-то тяжеловесную, устаревшую конструкцию (например, словосочетание), или канет в Лету без государственной запретительной подмоги: период активной жизни всякого рода модного сленга обычно не превышает дюжины лет.

В отношении языковых заимствований вполне верен парацельсковский принцип: всё - яд, всё - лекарство; то и другое определяет доза. И язык - это саморегулирующаяся система, и только носитель языка - народ - эту дозу определяет. Язык не требует, более того - не предусматривает чиновничьего регулирования. Ну вот сколько уж лет минуло, как Госдума запретила русский мат в СМИ и кино - и что же, пропал, издыхает «великий и могучий»? Да нет, как тот Паниковский, всех нас переживет. Такую же судьбу предвижу для попыток циркулярно повлиять на широту заимствованного лексикона россиян. И подозреваю, что в ЦК правительстве не дураки сидят: вполне себе понимают, прагматики, реальные перспективы заявленных усилий в долгосрочной перспективе.

Посему смотреть нужно не на пафосные выступления с госдумовской трибуны, и даже не на пояснительную записку к законопроекту, а на конкретные формулировки поправок. А там мы видим, что спустя 8 лет после установления запрета на неоправданные заимствования в недрах власти наконец-то задумались над механизмами исполнения этих требований: теперь под нормами современного русского будут пониматься только те, что зафиксированы в словарях, справочниках и грамматиках, которые пройдут строгий ценз некоей правительственной комиссии по русскому языку - её предстоит создать. И тут речь уже не только про заимствования: не понравится, например, какому-нибудь высокопоставленному пуристу, что многие современные словари в полном соответствии с природой русского языка укажут допустимым, а то и уже вполне литературным употребление слова «кофе» в среднем роде (потому что мужской род здесь, столь любимый и ревностно оберегаемый дилетантами - это рудимент, сохранившийся с тех позабытых времен, когда говорили «какой вкусный кофий») - и не получит такой словарь высочайшего разрешения. Удобно!

Ещё интереснее то, что пока невидимо нам за ширмой первого чтения: аккурат после новогодних каникул заканчивается срок внесения поправок в языковой законопроект перед чтением вторым. Г-жа Ямпольская уже анонсировала, что к этому времени депутаты собираются прописать разграничение сферы применения русского языка - со строгим соблюдением всех норм и «с особенностями» (якобы, поблажки могут коснуться произведений литературы и искусства, показа фильмов в кинозалах). Кроме того, народные избранники готовят поправки, которые обяжут СМИ соблюдать правительственные языковые нормы. «Чтобы все эти безграмотные ударения, чудовищные склонения числительных, вульгаризмы, чуть ли не непристойности в эфире, чтобы они прекратили считаться авторскими манерами и авторским стилем», - заявила Ямпольская. А дальше, повангуем, можно будет и применять санкции да блокировки к политически неугодным медиа, которые позволят себе (или пропустят пару раз по невнимательности) предосудительные филологические вольности - например, вручать за какие-нибудь феминитивы навроде, прости Господи, «директорки» метку иноагента: ишь, взяли моду!

Пропишут и штрафы - куда же без них: бюджету, опять же, копеечка!

Что совершенно точно - пресловутый законопроект не должен осложнить жизнь чиновников да депутатов (разумеется, речь исключительно про правильных и важных представителей политического класса), на которых в первую очередь распространяются нормы «использования русского языка как государственного». Привыкли они из лизоблюдского чинопочитания писать с заглавных не только должность главы государства или губернатора, но уже и каких-нибудь «Заместителей Начальников Отделов...» - отчего же и не закрепить такую норму в грамматиках, даром, что это чудовищное надругательство над русским языком? Все те англицизмы, которые уже прочно вошли в речь чиновников - их тоже впишем в правильные словари!

Тем паче, не так уж много в чиновничьей речи такого, что попадет под запрет. Чаще люди на государевой службе употребляют по форме как будто привычные, русские, но совершенно бессмысленные обороты: начиная с безграмотной кальки английского roadmap «дорожная карта» до столь любимым государевыми пиджаками «проработать вопрос».

По этому поводу вспоминается старый анекдот - «с бородой», но в тему - про Вовочку, который удивляется на возмущение Марьиванны «Нет такого слова!» по поводу высказанного им вульгарного названия «пятой точки»: «Странно, *опа есть, а слова нет!». У наших власть предержащих для ситуаций, в народе метко описываемых названием филейной части тела, слов как правило, не находится, зато когда слова есть - они слишком часто или ничего не значат, или прикрывают их мягкое место.

Сергей Васильев