Мама Холод. Ad memoriam

Нет больше Людмилы Холод, декана псковского филфака на протяжении без одного года четверти века — моего декана! Студенты-воспитанники (число которых за годы деканства и больше чем полвека её — тут рука не поворачивается написать «работы» — служения в вузе исчисляется тысячами человек) называли Людмилу Аркадьевну полушутя-полусерьезно, но не панибратски, а с любовью и уважением «мамой Холод». Поэтому в ночь на 16 июня осиротели тысячи таких вот, как я, детей «самой многодетной псковской мамы».

Как же сложно подбирать слова, чтобы точно, не поверхностно передать, каким неординарным, выдающимся человеком и учителем была Людмила Аркадьевна! Наверное, надо начать от противного, вспомнив сонмы обиженных ею студентов (преимущественно, конечно, студенток), которые не смогли за строгостью увидеть заботы, а в требовательности понять требование уважения — к себе и окружающим (потому что одного без другого не существует). Что говорить: на других факультетах о филфаке — этом «государстве в государстве» за счет своего уникального обособленного расположения в отдельном здании на Некрасова, 24 — ходили страшные легенды про мрачные порядки и деспотичную атмосферу. Потому что филологи, если им удавалось не вылететь после первой-второй сессии, на уровне безусловных рефлексов вставали при всяком появлении на горизонте преподавателя. А появление «филологини» даже в середине 2000-х в коротком топике, который при неосторожном движении мог приоткрыть хоть пару сантиметров оголенного живота или спины, грозило моднице примерно тем же, чем и появление её мамы-комсомолки в советской школе в укороченной выше допустимого юбке. И горе было тому посетителю филфака, который умудрялся не придержать дверь, хлопнуть ею, или пройти хоть несколько метров дальше гардероба в верхней одежде! От этих пагубных привычек мама Холод методично отучивала обитателей филфака, неизменно каждое утро в 8:15 встречая и приветствуя всех в фойе корпуса — как капитан корабля.

Если сейчас, читатель, у тебя уже сложилось достаточное предубеждение к такой факультетской дисциплине, то оцени и другую сторону этой картины: строгость Людмилы Аркадьевны всегда шла бок о бок с её справедливостью, которая не допускала исключений и неравенства между студентами и преподавателями. Я сам был свидетелем, как однажды Людмила Аркадьевна буквально спустила с лестницы (в смысле, отправила раздеваться в гардероб, да ещё и пристыдив) не кого-нибудь, а своего непосредственного руководителя, ректора Валерия Лещикова. И он послушно ретировался — тут нечем было крыть. Можешь представить себе современного декана ПсковГУ, которому по силам такой поступок?

Вся эта строгость формы на филфаке Людмилы Аркадьевны удивительным образом соседствовала с настоящим академическим духом свободы мысли, слова и дискуссии. Мама Холод, будучи убежденным коммунистом и плоть от плоти советской эпохи, как теперь любят походя говорить, единомыслия (хотя правильнее, всё же, единогласия на партсобраниях, а это — дьявольская разница), парадоксальным образом учила студентов мыслить самостоятельно, свободно от клише и штампов, уважать чужое мнение. На экзамене по истории она попросила меня назвать трех самых интересных и симпатичных политических деятелей XX века, и я фрондерски назвал трех самых антипатичных Людмиле Аркадьевне персонажей: Николая II, Хрущева и Горбачева — то ли по принципу объединяющей их (как мне тогда казалось) гуманистической трагедии, то ли вовсе на пробу той самой академической толерантности. Выслушав мое обоснование, мама Холод только горестно покачала головой, сказала, что категорически не согласна с моими тезисами — и поставила «отлично».

Да ладно это! На первом курсе, накануне посвящения в студенты, мой приятель-однокурсник, который никак не мог смириться со строгими правилами факультета, написал кучу глупых и обидных частушек про наших преподавателей (надо сказать, что Людмила Аркадьевна задавала общий стиль, которому так или иначе следовало большинство доцентов и профессоров). Он горячо убеждал меня, что преподаватели, коли они умные, должны понять и нормально принять такую «критику» — и почти уговорил сообща спеть эти частушки на посвящении. Слава Богу, мне, малолетнему дураку, всё же хватило ума и силы воли соскочить с этой авантюры за 5 минут до уже отрепетированного выступления. Но товарищ мой не унимался и уломал сверстать ему эти частушки вкупе с не менее пошлым эссе (в котором в максимально неподобающей форме утверждалось, что строгостью и придирками мама Холод стимулирует выработку в организме эндорфина) в виде газеты на 4 полосы формата А5. Этот свой «диссидентский самиздат» под издевательским названием «Холодок» он размножил и малым тиражом распространил по факультету. (Мне до сих пор стыдно за эту нашу мальчишескую слабохарактерность и глупость.) О подпольной издательской деятельности, конечно, вскоре узнали, и, разумеется, для Людмилы Аркадьевны не было секретом, кто из безмозглых «перваков» мог совершить такое. Кажется, нас даже вызывали в деканат и провели беседу — но никаких репрессий, которых мы по младоглупости ожидали от дочери начальника областного КГБ, не воспоследовало. Более того, мой приятель потом даже ходил какое-то время чуть ли не в любимчиках за веселый нрав, всегда жизнерадостную улыбку и умение здорово петь частушки на всяких факультетских вечерах, а я впоследствии благодаря личному ходатайству Людмилы Аркадьевны даже получал президентскую стипендию: в общем, она была в душе настоящим демократом, не держала зла, умела действительно по-матерински любить и прощать студентов.

А скольким воспитанникам она помогала буквально лично: могла запросто дать взаймы студентам в тяжелой жизненной ситуации, войти в положение, разобраться по-человечески в любом сложном случае и по-настоящему постараться помочь. Кажется, беды и радости каждого студента она воспринимала как свои.

И всегда Людмила Аркадьевна, близкая идеям коммунарского движения, стремилась поддерживать любые позитивные инициативы студенческих групп по интересам. Вот еще одна моя однокашница с соседнего потока — Надежда Лищенко, ныне сама работающая в вузе — в эти дни вспоминала, как мама Холод узнала о желании группки учащихся издавать студенческую газету, вызвала инициативную группу к себе, и после расспроса полезла в кошелек, чтобы оплатить печать первого номера из своей зарплаты — дальше добилась регулярного финансирования затеи. А сколько экскурсий, поездок организовывала она, чтобы студенты знали и любили свой город, помнили и любили историю своей страны, какой бы тяжелой она не была!

Таких личных историй и воспоминаний о Людмиле Аркадьевне сейчас масса в виде комментариев под постами в соцсетях о её смерти.

Меня эта тяжелая новость застигла аккурат на подъезде к белорусской границе, когда я последний раз достал телефон проверить сообщения и новости перед тем, как за границей пропадет интернет. По возвращении из поездки меня буквально придавила другая тяжелая новость — о том, как простились с Людмилой Аркадьевной. Об этом у себя «ВКонтакте» написал ещё один из её воспитанников, мой коллега Саша Донецкий:

Знаю не понаслышке — стыдно от этой картины было многим, пришедшим на церемонию прощания. Стыдно было и коллегам-преподавателям Людмилы Аркадьевны перед своими бывшими студентами за свой нынешний вуз — за его демонстративное неприсутствие на церемонии. Даже не хочется разбираться, почему прощание была таким: не в вузе, у которого, как справедливо было замечено, тьма подходящих пространств, а во дворе морга (для тех, кому не доводилось забирать там гроб с телом близкого человека, сообщу лишь, что пейзаж больше всего напоминает что-то среднее между гаражным кооперативом и промзоной), без нормальной гражданской панихиды. Вроде бы говорят то ли про какие-то режимные ограничения (что?!), то ли про отказ сыновей Людмилы Аркадьевны от помощи университета. Как бы то ни было, на прощании не было ни ректора, ни выступлений проректоров (да и самих их, кажется, тоже не было). Не знаю, был ли хоть венок от вуза, которому мама Холод отдала больше полвека своей жизни — всю себя.

И главное — вот тут уже не спишешь ни на какие мифические ограничения или желания родных — на сайте вуза нет ни человеческого некролога по поводу ухода такого человека, ни даже новости о смерти! Ну не нашлось места среди воспоминаний выпускников о студенческой жизни, рассказов про всякие конкурсы «Лифт в будущее», «Патриот - 2023» и «Женщины НКО», а также важной новости про очередные подписанные вузом соглашения на полях ПМЭФ. Всё, чего удостоилась Людмила Аркадьевна от университета — пара скупых постов в соцсетях (парой строчек - «величина, эпоха, человек-легенда, скорбим») и подборкой видеовоспоминаний её коллег по филфаку.

Что удивляться — примерно так же, без лишних эмоций, пафоса и внимания, наш «опорный вуз», ведомый теперь какими-то «эффективными временщиками», проводил другого легендарного декана — Валентина Логинова, «папу Валю» с истфака.

На этом фоне не удивительно, что ПсковГУ бюрократически бессердечно расстаётся с заслуженными, штучными преподавателями, как, например, недавно это сделал с преподавателями филфака — великолепным специалистом по древнерусской литературе Валентиной Охотниковой и ведущим нашим пушкинистом Ниной Цветковой. С ними, по всей видимости, попросту не продлили контракт по возрасту, чтобы выполнить KPI по омоложению кадров.

Подумалось: хорошо, что нашему поколению выпускников судьба подарила возможность учиться при других порядках и другой академической атмосфере — ещё под началом Людмилы Аркадьевны. Ведь по нынешним правилам ей бы не дали отработать деканом четверть века — да она бы, наверное, и сама не смогла спокойно в такой атмосфере.

...Людмилу Аркадьевну похоронили на кладбище в деревне Родина, рядом с ушедшим в 2021-м мужем, также выдающимся гражданином Пскова, пионером псковского телевидения, талантливым фотолетописцем истории нашего края Михаилом Холодом — она его очень любила и уважала.

P. S. Когда я позвонил своему другу-однокурснику, чтобы узнать, был ли он на похоронах, выяснилось, что он еще ничего не знал о приключившейся беде. Вскоре товарищ, прочитавший о том, как все это было, перезвонил в смятенных чувствах и пытался выяснить, неужели не будет какого-то хотя бы вечера памяти, организованного вузом? 24 июня, в субботу, будет 9 дней: покамест все, опрошенные мной, кто, как я или мой товарищ не смогли присутствовать на прощании, собираются разрозненно ехать на кладбище. Но есть ещё несколько дней, чтобы ПсковГУ мог объявить об организации вечера памяти (а оправданий, чтобы не делать этого - нет): это нужно её выпускникам, её коллегам, это нужно самому вузу, чтобы не растерять остатки того, что называется академическим духом. В конце концов, в последнем интервью, взятом моей коллегой Еленой Никитиной у мамы Холод чуть больше года назад, в июне 2022, которое университет опубликовал под сообщением о смерти выдающегося декана филфака, на последний вопрос — о смысле жизни — Людмила Аркадьевна ответ закончила так: «Пожалуйста, цените людей, которые рядом с вами!»

Сергей Вик. Васильев