Каков примерно образ приличного, достойного человека? Покопавшись в современных представлениях, можно сказать, что, наверное, это человек аккуратный. Если не в одежде, то в рассуждениях. Еще он должен быть если не интеллектуалом, то хотя бы хорошо образован. Ну или просто начитан. Взгляды его – передовые, то есть продвинутые, но не радикальные. Такому человеку вообще приписана рассудительность и умеренность. И, конечно, никаких вредных привычек. В крайнем случае совсем чуть-чуть, согласно правилу умеренности. Но еще важнее, чтобы он был полезным. Хотя бы в чем-то. Если от него есть хоть какая-то польза, если он продуцирует хоть что-то осязаемое, тут уже можно простить и отсутствие всего остального.

Так что человек достойный прежде всего полезен. Поэтому слова, мол, встречают по одежке, становятся все менее актуальными. Встречают как раз по тому, что человек может дать. А провожают по тому, насколько оправдались ожидания. Естественно, это никакое не открытие. Еще Маркс писал об этом полторы сотни лет назад. Впрочем, не он один. Да и не в писателях дело, ведь наверняка мысли о пользе всегда были у человека не на последнем месте.

Меняется само понятие пользы. Меняется, становясь все более простым и узким, все более ограниченным. Ограниченным тем, что человек может и хочет увидеть. А ведь современный человек, несмотря на все путешествия, олимпиады, популярность активного отдыха, все реже встает с дивана. Потому понятие пользы все сильнее сосредотачивается вокруг него – дивана.

Приличный человек теперь – тот, который дает спокойно сидеть или лежать на диване и не отвлекает от этого прекрасного занятия. Кем бы он ни был, главное, чтобы не напрягал. Что бы не мешал смотреть любимый ТВ, не раздражал на любимом форуме, не отвлекал от езды на родном авто…

Это раньше, когда-то очень давно, человеческий мир состоял из невообразимого числа сущностей, каждая из которых была ценна сама по себе. Непрерывный, цельный, ряд предков и потомков; священные рощи, хранившие неприкосновенными запасы «природных ресурсов» и храмы, построенные крепче и богаче большинства жилищ; короли и правители, жившие беднее своих вассалов, но не терявшие при этом ни крупицы своего достоинства – все это делало понятие пользы куда шире его современного варианта. Оттого полезными признавались и нищие, которые так нервируют многих сейчас, и даже горькие пьянчужки, всем им было место в том обществе. Потому что все это бодрило, помогало не забывать, что есть Добро и есть зло. И что человек стоит между ними, что выбор человека заключается не в формировании гражданской позиции – это лишь малюсенькая, даже вторичная его часть, – а в том, на чьей он стороне: светлой или темной, доброй или злой.

Теперь все проще. Когда сущности заменились вещами, а добро и зло стали разной степенью преимуществ, выявление достойного свелось к опознаванию свой – чужой. От своих польза даже не в их качествах, просто так спокойнее. Всякий «как я» – свой, а значит достойный. Каждый чужой – враг.

Оттого немало людей выведены за скобки общества – общества-то как такового нет. Его не может быть, когда все определяется примитивным понятием материальной пользы. Общество – это прежде всего отношения со всеми их закоулками, подземельями и чердаками, со всем тем, чего с дивана никак не увидать. По большому счету, общество – это как раз то самое, что с дивана не видно, так как именно это невидимое рождает живое любопытство, здоровое сомнение и попытку выявить достойного.

Но прежде это как раз выяснение того, что есть «достойно», а что – нет. Хотя такое действие не предполагает ни промышленных, ни научно-технических, ни социальных революций и в этом смысле совершенно бесполезно, зато все эти революции возможны только в обществе.

Константин Шморага