Для одних он — святой, для других — главный виновник развала великой империи. 5 марта 1917-го в Пскове последний русский самодержец Николай II малодушно отрекся от престола, а уже спустя год и четыре месяца бывший «властелин полумира» был расстрелян в Екатеринбурге, в подвале дома Ипатьева, вместе со всей семьей, слугами и собаками.

Да-да, по показаниям очевидцев, вместе с людьми были пристрелены и две собаки Романовых — королевский спаниель Джимми и французская бульдожка Ортино. Спаниель Джой был помилован. Поскольку не выл.

Они ведь до последнего момента не знали, что приговорены. В ночь с 16-го на 17-ое июля 1918-го года были разбужены и помещены в полуподвальное помещение. Отец, мать, четыре дочки, сын и слуги — доктор, повар, камердинер и служанка. Якобы потому, что в «городе тревожно».

В комнату принесли два стула — для больного Алексея и Александры Федоровны. Остальные обреченно стояли у стены. Командир расстрельной команды Янкель Юровский быстро произнес короткий текст приговора. Николай не понял и успел промолвить только: «А?». Раздались беспорядочные выстрелы.

По обычаю, принятому в России, и казнить, как следует, не смогли. Долго достреливали раненых и докалывали штыком. Дольше всех оставался жив отрок Алексей. Одного из стрелявших рикошетом ранило в руку. Ликвидация следов преступления — отдельный жуткий рассказ. Как везли расстрелянных на буксующем грузовике к шахтам, поливали серной кислотой лица и жгли трупы. Через восемь дней в Екатеринбург вошли белые, и началось первое следствие.

Кто виноват в неподсудной казни? Ленин и Свердлов? Или занимавшиеся самоуправством уральские большевики? Ну, ладно, «Николай кровавый», его смерти тогда желала вся страна. Но зачем убили детей? А слуг?

У народа остается много сакраментальных вопросов. И ни причисление убиенных к лику страстотерпцев, ни торжественное перезахоронение их останков в Петропавловской крепости вопросов не снимает. А мне всегда вспоминаются строчки Пушкина из оды «Вольность», написанные в 1817-м, за 100 лет до убийства Николая Александровича: «Самовластительный злодей! / Тебя, твой трон я ненавижу, / Твою погибель, смерть детей / С жестокой радостию вижу».

Понятно, что стихи молодого вольнодумца Пушкина относились к прадеду Николая - Александру I. Но пророчество-то сбылось! Пусть и через сто лет. Откуда это было в юном Пушкине? «Жестокая радость» только ли влиянием Великой Французской революции объясняется? Отнюдь. Это ведь сугубо русская, глубоко национальная идея. Справедливое возмездие.

А ведь бабушка — уже и моя современница тоже. Несомненная и кровно связанная. И век кажется мигом. Особенно — в исторической перспективе. Снова все странно и лихо сближается: десятилетия, расстояния, люди.

Недавно назначенный митрополитом Псковским и Порховским, Тихон Шевкунов в последние годы исполнял обязанности секретаря Патриаршей комиссии по изучению результатов экспертизы останков царской семьи и много сделал для того, чтобы расставить в деле о смерти самодержца последние точки над «и»: не только идентифицировать «мощи» при помощи новейших генетических исследований, но и, к примеру, заявить о ритуальном характере убийства, а значит, вольно или невольно возбудить новые страсти.

Уверен, пройдет еще сто лет, а споры о судьбе Николая II и его детей в России не утихнут. Насколько необходима была Революции сакральная жертва? Так ли уж виноват царь перед народом? Или только народ-богоносец кругом виноват?

Александр Донецкий