В 1956 году зима была суровая, мелкие реки промерзали до дна. Зимой на реках у детворы одна забава – хоккей. С приходом весны и первыми журчащими ручьями реки начинают готовиться к половодью. Раньше лед на реках не взрывали, река сама очищалась ото льда. Красивое, мощное зрелище – половодье. Вода поднимает лед, он трескается, льдины с шумом налезают друг на дружку, круша все вокруг. У ребят появилась новая забава – катание на льдинах. Самое тревожное время. Я бегала по берегу, как клуша, останавливала, ругала, просила, угрожала ребятам, но все было бесполезно. Все равно ребята запрыгивали на льдины и выпрыгивали на берег. Вижу, как группа ребят, человек 6-7, увидели большую, приближающуюся к берегу льдину. Когда она оказалась у берега, все прыгнули на нее. Я, не раздумывая, тоже прыгнула вместе с ними. Плывем, ощущение незабываемое. Вдруг слышу, как Колька Филиппов говорит: «Пацаны, мы-то прыгнем, а она… Слушай мою команду!» При первом же удобном случае крикнул: «Прыгаем». Все прыгнули, меня тоже подхватили за руки, и мы все оказались на берегу. А наша льдина раскололась у нас на глазах на куски. Я упала без сознания. Очнулась, ребята стоят в кружке, а я считаю: один, два, три… Колька говорит: «Да все мы здесь, все целы». Я снова потеряла сознание. Очнувшись, вижу своих ребят, они на корточках присели около меня, а я снова начала считать… И в конце концов разревелась. Все были смущены.
Я по возрасту была почти их ровесницей. После войны в детских домах переросткам давали возможность закончить 7 классов. В моей группе было 36 воспитанников: 26 мальчиков и 10 девочек. Воспитатель должен работать по 5 часов, а я была в детском доме практически от подъема до отбоя. Кто-то болел, с кем-то занималась дополнительно, посещала школу, много времени уходило на то, чтобы привести их одежду в порядок. Ребята мои выглядели всегда аккуратно. Особенно следила за их школьной формой.
Ребята были с яркими волевыми характерами. Их хотелось уважать. Вот Колька Филиппов. Мальчик-праздник. Шалостей было много, но скотских поступков — никогда. Он сидел за одной партой с деревенским парнишкой, который приходил в школу засветло и уходил последним, неся портфель сзади за спиной, так как брюки у него были все в заплатках. Колька взял свои брюки, по сути украв их из детдома, и сказал: «У меня трое брюк: рабочие, школьные и парадные, поэтому носи спокойно». Отдал. Кто-то из ребят узнал и тоже понес брюки деревенским пацанам, но не просто отдал по их нужде, а продал, накупил сладостей и ел втихаря. Но ребята скоро узнали, и как же долго Славка отходил от своего позора! Как видим, и тот, и другой украл, но мотивы-то были разные! Одного хочется уважать, а другого - жалеть, что он уже в свои 13 лет живет с подлостью по отношению к другим людям. Я так думаю, это у него осталось с раннего детства от родных, близких, которые успели-таки грязно наследить в его душе.
А так взросление детей войны было одинаково. В военное лихолетье люди достойно переживали трудности — и взрослые, и дети. Из воспоминаний шофера из блокадного Ленинграда. Он в хлебном фургоне развозил самый главный жизненный источник — хлеб. Однажды в дороге фургон открылся, и буханки посыпались на дорогу. Прохожие стали подбирать их и отдавать шоферу. Ни одна буханка не пропала! Полуголодные люди держали в руке хлеб, но никто не соблазнился звериным инстинктом. Они остались людьми.
Детство, юность — короткая пора, а все остальное — взросление. Повзрослели и мои воспитанники. Вот уже и первые комсомольцы в группе. При вручении билетов оказалось, что в документах у Олега нет отчества. Фамилия «Неизвестный». Часто встречается она в детских домах. А отчества нет. Имя мальчик запомнил, а больше ничего. Момент был тягостный. «Олег, - говорю, - столько у тебя в группе друзей, и мы все тебя очень любим. Давай тебе сейчас выберем отчество? Знаешь, идеальных людей почти не бывает. И на солнце бывают пятна. Но капелька солнца в крови есть у каждого, в большей или меньшей степени. Кого ты выберешь из ребят, такое у тебя и будет отчество». Его другом был Колька. Так и стал он Олег Николаевич.
Вот мои первые комсомольцы в детском доме. На фотографии в верхнем ряду слева - это и есть Неизвестный Олег Николаевич. Посмотрите на его лицо. Таким светлым, радостным, доброжелательным, умным входил парень во взрослую жизнь. Из почти 60 проработанных лет самыми памятными у меня были три года работы в детском доме. Самые памятные и самые трудные (поседела в 18 лет). Я воспитывала их и сама училась у ребят. В детях была отзывчивость, доброта. Дети военных лет не знали, что такое предательство со стороны близких: матери, отца. Они погибли, а вот сегодняшние дети-детдомовцы, которых бросили или бросают матери и отцы - в их душе навсегда остается война. Им постоянно хочется задать вопрос, не «за что» их бросили, (они ни в чем не виноваты), а только «почему».
Вспоминаю одного парнишку. Приезжаю в пионерский лагерь «Связист» (кстати, один из лучших в Псковской области). Там студенты проходили практику. Одна студентка говорит: «У меня такой трудный парень в отряде, что мне ничего не сделать, и вообще никто с ним не может справиться в лагере». Мне захотелось поговорить с этим парнишкой. Оказалось, что он совершает одни и те же поступки, за которые его бьют, ругают, наказывают, и остановить это никто не может. Лагерь находился на берегу реки. По берегам ласточки вили свои гнезда. Так вот этот парень разорял гнезда в тот момент, когда уже вылуплялись птенцы, и выкидывал их. Я спросила: «А почему ты так поступаешь?». Он ответил: «Я только хотел увидеть, как плачет их мама». Вот так парнишка в свои 10 лет и жил с разорванным на части сердцем, которое окаменело от предательства родных. Теперь только остается надеяться, что кто-то сердцем своим отогреет и эту израненную душу. Только сердечным теплом другого человека можно успокоить его сердце. Взрослым надо помнить об этом.
Всех благ, Валентина Миллер